– Зачем же правительство тратило столько ресурсов на машины для авианосцев, в то время как его граждане жили в такой отвратительной нищете?
– Ну, полагаю, у нас было что-то вроде ваших личных и публичных сфер жизни, Ди. Жизни этих людей относились к сфере личного, а национальная оборона – к сфере публичного.
– Но ведь очевидно, что это одно и то же. Любой правительственный чиновник понимает, что если люди голодают и болеют – это для всех опасно. Даже с самой эгоистичной точки зрения: если люди болеют, они могут стать очагом эпидемии, и всем известно, что голодный человек не отвечает за свои действия и может сделать что-то опасное.
– У меня нет ответа, Диана. Мы во флоте, конечно, все это понимали, так что людей держали в чистоте, заботились об их здоровье, хорошо кормили, но я не поручусь, что любой правительственный чиновник понимал такие вещи. Что ж, или люди стали намного мудрее за последние сто пятьдесят лет, или же случилось что-то, что изменило прежнюю точку зрения.
– Не думаю, что мы хоть на каплю умнее, чем люди в твое время. Сомневаюсь, что можно поумнеть за четыре-пять поколений. Но как можно быть такими близорукими, я точно не понимаю.
– Даже согласись чиновник с твоей точкой зрения и захоти он сделать что-то, ему пришлось бы спросить: а откуда мы возьмем на это деньги? И никто ему не ответил бы. Затраты правительства и без того были уже слишком высоки.
– Откуда мы возьмем на это деньги? Ох, Перри, никогда мне не приходилось слышать такие глупости. А откуда вообще берутся деньги? Когда правительство видит, что есть потребность в обмене, само собой, оно создает деньги. У вас же это было, Перри. Вот тут, в изначальной Конституции, сказано: «Конгресс имеет исключительное право чеканить деньги и регулировать их ценность».
– Да, я помню эту фразу. Но в мое время получалось все иначе. Деньги создавались банками – большая часть денег, самая важная их часть. Если правительству требовались деньги и оно не могло вовремя собрать их посредством налогов, то занимало деньги у банков.
– Не понимаю, банки ведь часть правительства.
– В мое время было иначе. Банки были частными организациями. Возможно, уместно будет сказать, что банки были правительством. В некоторых смыслах они были сильнее правительства.
– Но это же была полная анархия!
– Это она и была по преимуществу.
– Погоди, Перри. Здесь что-то не сходится. Ты прибыл из тридцать девятого года, когда президентом был Франклин Рузвельт. В истории я ориентируюсь не очень хорошо, но знаю, что он считается первопроходцем эры новой экономики. Да у нас тут в Вашингтоне памятник ему установлен – «Рузвельт кормит голодающих».
– Да, господин Рузвельт был в курсе всего этого. Но содействия получал крайне мало, даже от тех, кому пытался помочь. Моя очередь спрашивать. Скажи-ка, голодных больше не осталось?
– Разумеется, нет. Во всяком случае, в Соединенных Штатах.
– Я и говорил про Штаты. А больные есть?
– О да. Но конечно, их не много.
– Как они живут?
– Их лечат, о них заботятся, чтобы они поправились. А что еще можно сделать?
– Наверное, ничего. Безработные есть?
– Безработные? Это в смысле те, кто не работает за деньги? Конечно. Подозреваю, что в любой момент времени не более половины населения работает за деньги.
– А те, кто работает, не возражают, что им приходится работать, пока другие бездельничают?
– С чего бы это? Не могут все постоянно работать, тогда ведь ни у кого не будет времени пользоваться плодами своего труда, не будет времени тратить свой кредит. Каждый работает, когда у него возникает потребность пополнить свой кредит или же, независимо от потребности в деньгах, если любит свою профессию.
– И все работают, когда захочется?
– Нет. Большинство специалистов работают регулярно, потому что им это нравится. Возьми, к примеру, хирурга. Он работает сорок недель каждый год. Он известен и любит свою работу, так что в отпуске он будет столь же занят, как работая за деньги. С другой стороны, я работаю сейчас каждую неделю и уже довольно давно раз в неделю выхожу в эфир, как сегодня, а есть еще записи для постановок и песни.
– Этот эфир и есть вся твоя работа?
– Мне приходится много репетировать, и от меня ждут каждую неделю нового танца.
– А как насчет неспециалистов, различных ремесленников и разнорабочих, торговцев и тому подобных?
– Кто-то работает постоянно, кто-то время от времени. Очень многие люди работают несколько лет подряд, а затем уходят. Некоторые не работают вовсе – во всяком случае, за деньги. У них простейшие вкусы, их устраивает жизнь на наследство, – это, скажем, философы, математики, поэты и тому подобные. Правда, таких не очень много. Большинство людей работают хотя бы иногда.