Суммируя все трудности, пастор писал: «Лишь одно поколение отделяет Альберта от жизни в диких зарослях, где его предки, истые кочевники, скитались, не имея никакого имущества. Они понятия не имели, что такое владеть чем-нибудь. Альберту нравится тратить деньги, он любит быстро зарабатывать и быстро расходовать. Его отец и предки не владели ничем, рассуждает он, почему же ему должно доставлять удовольствие накопление собственности?»
В заключение пастор Альбрехт писал: «Альберт Наматжира добился признания как большой художник и вписал свое имя в ряд имен выдающихся людей нашего времени в основном благодаря своему таланту и одержимости. Альберт первым из аборигенов показал, какие удивительные скрытые способности таятся в его народе. Богатство открыло ему доступ ко многим вещам, иметь которые не по карману даже многим белым. Но в глубине души он по-прежнему остается непоседливым кочевником. Самое большое удовлетворение доставляют ему путешествия, когда он находится в пути, даже если ему приходится трястись в грузовике, сидя на борту. Однако происхождение проклятием висит над ним, и никакие заслуги, никакие достижения не могут снять его. Он не нашел себе места в нашем обществе. Он чувствует себя чужаком. Заглядывая в будущее, мы не можем скрыть серьезнейшие опасения: он очень малого добьется, этот скиталец, заблудший между двух миров, если, ослепленный блеском славы и богатства, утратит себя».
Книжечка пастора Альбрехта разошлась очень широко. Большинство читателей выражало согласие с пастором, но был высказан и ряд критических замечаний, притом людьми, от которых этого меньше всего ожидали. Одним из тех, кто не разделял опасений пастора в отношении будущего Наматжиры, был Рекс Бэттерби. «Я не думаю, — говорил он, — что есть какая-либо опасность для Наматжиры потеряться между цивилизацией предков и белых. Он абориген до мозга костей, хотя, конечно, абориген выдающийся».
Это был первый случай, когда разногласия двух старых друзей Альберта стали достоянием прессы, хотя и не первый случай их расхождений. Вот уже несколько месяцев пастора Альбрехта тревожили высказывания, что дела Альберта ведутся неудовлетворительно. К тому же поползли слухи, что миссия «наживается на нем». Дело же обстояло так: до 1943 года миссия за продажу работ не взимала никаких комиссионных. Позднее размер комиссионных был установлен в пять процентов, а затем в десять процентов. Эти деньги предназначались на покрытие расходов по устройству выставок, перевозке, на покупку багета и так далее и были более чем умеренными.
Так как слухи набрасывали тень на миссию, было решено порвать деловые связи с Альбертом. Пастор Альбрехт пригласил в Хермансбург Рекса Бэттерби и чиновника департамента по делам туземцев и заявил им, что в связи с порочащими миссию инсинуациями члены попечительского совета решили сложить с себя все полномочия. Это давало возможность любому, кто того пожелал бы, взять на себя ведение дел Альберта. В конце концов был образован Арандский художественный совет, и председателем его стал Рекс Бэттерби. Разногласия между друзьями Альберта росли и в течение какого-то времени широко обсуждались на все лады на страницах газет.
V
Больше года имя Альберта не упоминалось в прессе, не было выставок, не было споров, не было дискуссий, которые бушевали бы над его незадачливой головой. Первой на страницы газет попала Рубина — пространное интервью о ней опубликовала аделаидская «Мейл». Репортер этой газеты Л.-Л. Уайтлок, описав свою встречу с Рубиной, «супругой одного из самых колоритных и известных художников Австралии», особо подчеркнул, что у миссис Наматжиры нет настоящего дома и все семейство ютится в жалкой лачуге.
О жутких условиях, в которых жил Альберт и его семья, писали и другие. Доктор Дэрси Моррис из Сиднея, приехав в Алис-Спрингс в гости к Дж. Тиерни, местному католическому священнику, попросил последнего познакомить его с Альбертом. Семья Альберта жила недалеко от города в упоминавшейся уже лачуге из жердей, мешков и ржавых листов железа.
Тиерни так описывал их посещение Альберта: «Когда мы приблизились к примитивному жилищу, доктор Моррис с удивлением заметил: «Уж не здесь ли живет Альберт?» Но именно здесь он и жил. «Альберт, ты здесь?» — окликнул я. Заслышав меня, появился сам Альберт. В потрепанной армейской панаме с обвисшими полями, одетый в залатанную одежду, он нес жестяной котелок чая. Мы провели в разговорах добрых полчаса. Альберт охотно и любезно отвечал на все вопросы, которые задавал ему доктор Моррис. На обратном пути доктор заметил: «Вот великолепное подтверждение старой истины — гениями рождаются, а не делаются».