АВТОР ПОЗВОЛИЛА СЕБЕ СОБСТВЕННУЮ ТРАКТОВКУ БИБЛЕЙСКОГО КАНОНА (Бета немножко не согласна сказала шёпотом, шаркая ножкой)))
====== Часть 10. ======
Открыв калитку, Дин даже не стал задаваться вопросом: почему Новак её не запер. Но, свернув на развилке направо, он немного притормозил. Стоящий чуть в низине, дом предстал пред ним, как на ладони. Его стеклянный, полностью прозрачный фасад, был озарён светом, горевшим во всех комнатах, а просвечивающие, светлые шторы совершенно не препятствовали этому. Винчестеру вдруг стало интересно: неужели Кастиэль, так искусно отгородившись от остального мира высоким забором, чувствует себя настолько спокойно и комфортно в этой слишком доступной и «прозрачной коробке»? И почему обнажил эту тайну перед ним – плохо знакомым адвокатом? Из размышлений его вырвали проникновенные нежные звуки рояля. Сомнений у Винчестера не было: Кастиэль играл тот самый ноктюрн, который они слушали когда-то вместе в Импале. Сегодня, по дороге сюда, Дин не сумел в этом признаться. Но, после их первой встречи, он купил диск с записями Шопена и новую акустическую систему в машину. Ему так и не удалось ответить самому себе «зачем» или «для чего»? Он просто чувствовал, что для Новака это важно, и он силился понять «почему»? Так «у них» было что-то своё, что-то личное и «первозданно чистое». Что-то, что нельзя опошлить или убить. Что-то, что их незримо связывало, помимо всей этой скандальной шумихи. Прислушиваясь к знакомой мелодии, Винчестер грустно улыбнулся. Ему вдруг сильно захотелось, чтобы всё это было не случайно. Чтобы это что-то значило и для Кастиэля! Он шагнул в приоткрытую дверь террасы и бесшумно подошёл к Новаку со спины. Кастиэль играл с закрытыми глазами так самозабвенно, без остатка растворяясь в звуках, которые рождались под его длинными «музыкальными» пальцами, что даже не заметил приближения гостя. Шёлковая ткань чёрного халата небрежно соскользнула с плеча, обнажая острую ключицу, но Новак не обращал внимания на неудобство – он будто находился в каком-то другом измерении, переживал, одному ему известные и понятные, эмоции, то и дело хмуря лоб или расслабленно наклоняя вперёд голову. Словно крылья бабочки, пальцы его быстро-быстро затрепетали по клавишам трелью*, беря яркие, чувственные ноты, а затем ласково засеменили в финальном, утихающем аккорде. Когда стихли последние звуки, Кастиэль тихо выдохнул и закрыл крышку инструмента. Склонившись к напряжённой шее, Дин невесомо коснулся её губами и негромко произнёс:
- Мне он тоже очень нравится…
Вздрогнув, Новак резко развернулся на крутящемся, круглом стульчике и посмотрел на своего неожиданного гостя. За несколько коротких мгновений на его лице сменился целый калейдоскоп эмоций. Его грудь сильно поднималась и опускалась, выдавая испуг, но вот глаза... Глаза Кастиэля горели и сияли ярче звёзд на ночном небе, и в них явно можно было прочесть облегчение, удивление и…невысказанное желание. Глубоко дыша, он приглашающе приоткрыл рот и облизал свои полные губы. Ехидно взглянув на Винчестера, он с вызовом вздёрнул вверх аккуратную бровь и выдохнул:
- Дин…
Низкий голос с хрипотцой произнёс всего три буквы. Три грёбаные буквы. Но Винчестер впервые почувствовал, как кожу на затылке стало покалывать от того, насколько эротичными бывают звуки, сплетаемые вместе острым кончиком языка в обещание, которое обязательно исполнится. Обещание секса…
- Дин? – снова этот голос, расширяющий зрачки так сильно, что летнюю зелень глаз Винчестера практически полностью поглотила чернота.
Новак привстал со стула, опираясь о рояль руками, но в этот момент на его талию легли чужие ладони и одним движением, приподняв его в воздухе, усадили на верхнюю лакированную крышку. Руки Дина уверенно опустились на выпирающие коленки и направились вверх по бёдрам, поглаживая кожу. Разводя ноги в стороны, Кастиэль ухватил его за галстук и притянул ближе. Изучающе касаясь стройного тела, пальцы Винчестера непрерывно поднимались выше, оглаживая бока и грудь, и в итоге обхватили тонкую шею. Они неотрывно смотрели только друг другу в глаза, нарушая тишину лишь своими прерывистыми вдохами-выдохами, пока Винчестер, нежно проводил ладонями от шеи до плеч Новака, отодвигая невесомую ткань в стороны и оголяя для себя больше смуглой кожи. Дин улыбнулся, наблюдая за тем, как лёгкий халат соблазнительно сползал всё ниже и ниже с точёных плеч. Обхватив лицо Винчестера руками, Кастиэль провёл подушечкой большого пальца по чётко обрисованному контуру его губ и, слегка надавив на нижнюю, прошептал:
- Ты очень красивый, Дин Винчестер, – Дин запустил пальцы в его густые тёмно-каштановые волосы, сжимая. – Даже слишком… Мне кажется, твой соблазнительный ротик был создан не только в ораторских целях…
- Ну, так найди ему достойное применение, – он и сам не поверил, что сказал подобное, но на данный момент эта откровеннейшая фраза мистическим образом казалась до жути правильной и правдивой.
- Даже не сомневайся в этом!
Всё это время в голове Винчестера крутилась одна и та же мысль: почему они так медлят? Когда, после столь длительной «мариновки» всех этих дней, хотелось просто содрать с Кастиэля всю одежду и заняться с ним диким, разнузданным сексом! Но, повинуясь вкрадчивому голосу своей интуиции, Дин просто ласково прикасался к парню, словно чувствовал, что сейчас тому необходимо именно это. И был вознаграждён за терпение, когда Новак сам склонился к нему и приник к его, с готовностью приоткрытым, губам, своими. Касание вышло мягким, почти целомудренным. Но губы Кастиэля оказались такими тёплыми и податливыми; так идеально подходили его собственным; двигались именно так, как он всегда хотел, как мечтал тёмными ночами или, стоя под струями воды, фантазировал о Новаке в душе; будто тот знал, что конкретно нравилось ему в поцелуях. Они задышали глубже, шумно выдыхая воздух через нос. Движения их тел стали напористее и требовательнее. Перестав сдерживать свои желания, Дин легонько прикусил его нижнюю, чуть потрескавшуюся, губу и влажно лизнул. Мгновенно отозвавшись на это стоном, Кастиэль впустил чужой язык в свой рот, позволяя делать это с собой снова и снова, когда Винчестер, зверея, с силой стал надавливать ему на затылок, вцепившись пальцами в волосы, и разрешая вести в этом сумасшедшем поцелуе. Их тела накаляли прохладный воздух, свободно врывающийся через приоткрытые створки террасы. Коротких вдохов катастрофически не хватало, но они не могли оторваться друг от друга, целуясь самозабвенно и почти борясь друг с другом, словно изголодавшиеся животные. Новак задушено стонал и извивался в сильных руках, пытаясь стащить с Дина пиджак. Помогая, Винчестер завёл руки за спину, но был остановлен в этом положении захватом тонких пальцев. Разорвав поцелуй, он вопросительно посмотрел на Кастиэля потемневшими глазами:
- Что? Что такое?
- Не зря, – тяжело дыша, Новак восхищённо вглядывался в его лицо. – Не зря…я столько ждал!
- Меня? – улыбнулся Дин, пытаясь усмирить взбесившийся пульс.
Лукаво глянув на него исподлобья, Кастиэль лишь отрицательно мотнул головой и ответил:
- Если бы у Себастьяна были ТВОИ губы, – он облизал собственные, припухшие и влажно поблёскивающие, выдерживая интригующую паузу, – то я бы точно не оставил поцелуи под запретом!
- ЧТО?!
До Винчестера туго доходил смысл его слов, но когда он осознал то, что тот НИКОГДА не целовал своего любовника, которого трахал, и причём, довольно изощрённо, больше года (!), то он тут же рванул свои руки из захвата. Но Новак лишь игриво усмехнулся и прытко соскользнул с крышки рояля. Подгоняемый каким-то странным чувством детского восторга, что Роше не посчастливилось изведать вкус этих розовых губ, Дин бросился за ним следом. Нагнав Кастиэля у широкой лестницы, ведущей на второй этаж и покрытой кремового цвета ковролином, он сжал в кулаке полу его халата, останавливая, и навалился на него сверху, вдавливая в ступени. Охнув, Новак вскинул вверх задницу, дразня и потираясь о его пах. Дин уткнулся носом в тёмные волосы, вдыхая их запах, и почти прорычал ему в затылок:
- Чёрт, Кастиэль!
Он сильно толкнулся навстречу его упругой заднице, вжимая собой в ступеньку, и услышал сдавленный стон. Это гибкое стройное тело, этот голос, и эти тихие стоны срывали ему «крышу». Винчестер резко отпрянул, задирая выше шёлковую ткань. Но Кастиэль под ним, ловко воспользовавшись неожиданной свободой, начал быстро вскарабкиваться вверх по ступеням. Вновь устремившись за ним следом, Дин буквально в последний момент успел поймать пальцами выскальзывающую ткань. Он резко дёрнул её на себя, замедляя Новака, но тот всё равно упорно продолжал брыкаться. Его наигранное сопротивление пробуждало в Винчестере что-то первобытное и необузданное, наливая мышцы небывалой силой. Перехватив Кастиэля за худую лодыжку, он сильно сжал её пальцами и, выпустив халат, поймал вторую, выпрямляя его длинные стройные ноги. В иной ситуации Винчестер предпочёл бы подольше полюбоваться ими, исследовать губами и руками медленно и неторопливо. Но сейчас Новак своим дерзким поведением лишал его рассудка, превращая в какого-то похотливого зверя. Дин резко потянул его за ноги и тот, потеряв опору, рухнул на ступеньки, шумно выдохнув из лёгких воздух. Кастиэль бросил на него колючий, прищуренный взгляд из-за плеча и надменно хмыкнул. Он хотел подняться на руках, но широкая ладонь Винчестера впечатала его обратно, а уже в следующее мгновение до его слуха долетели звуки, беспощадно разрываемого напополам, халата. Новака вдруг посетила мысль: «Сколько же ещё невостребованной мощи таилось в этом прекрасном теле Аполлона?». Но этот «Аполлон» оборвал всякую возможность поразмыслить над этим вопросом, грубо развернув его к себе лицом и впившись в его губы жадным поцелуем. Не уступая в ответном напоре, Кастиэль, тем не менее, не стремился доминировать при этом. Они на равных сминали и кусали губы друг друга, сталкиваясь языками и обмениваясь выдохами. Водя ладонями по массивной спине Дина, Новак спустился ниже и задержал их на крепкой заднице, вдавливая его в свой пах. Запрокидывая назад голову, Винчестер грязно выругался и прогнулся, а проворные пальцы Кастиэля уже вытягивали из-под его ремня рубашку. Закусив, и без того искусанную и припухшую, нижнюю губу, Новак наблюдал за тем, как Дин, устроившись между его ног, стал, снизу вверх, расстёгивать свою рубашку. Но, видимо, он оказался слишком нетерпелив, потому как уже после второй по счёту пуговицы, одним рывком разорвал белую ткань и снова склонился к лицу Кастиэля.