Я славлю батыра Ежова, который,
Разрыв, уничтожил змеиные норы.
Другую акынскую оду «зоркоглазому наркому» для поучения детям печатает «Пионерская правда»:
Великого Ленина мудрое слово
Растило для битвы героя Ежова.
Сам герой на роль батыра-богатыря совсем не подходит: полутораметрового роста (в царской армии из-за этого был признан негодным к строевой службе), очень щуплый — кажется, ему велик любой мундир.
Последний и самый большой «третий московский процесс» проходит в марте 1938-го.
Ежов свое дело сделал и больше не нужен. 8 апреля 1938-го его ко всем прочим должностям назначают наркомом водного транспорта. Оказывается, это сделано, чтоб снять с поста главы НКВД, оставив только начальником пароходов — та же двухходовка, что и с Ягодой. Новый нарком внутренних дел Лаврентий Берия лично арестует Ежова и сам поведет дело своего предшественника. Предъявят обвинение в подготовке теракта на Красной площади. На суде арестованный пожалуется на «ежовы рукавицы» — «ко мне применили сильнейшие избиения» — и будет напрасно взывать к логике: ведь если бы он и впрямь задумал теракт, то «совершил бы в любой момент». Процесс закрытый, о расстреле Ежова ничего не сообщат, и единственный тогда в стране генкомиссар госбезопасности просто исчезнет. Маршальского чекистского звания его лишат посмертно. Одно публичное свидетельство изменения участи: город Ежово-Черкесск переименуют в Черкесск просто. Позже возникнет понятие «ежовщина» — как синоним времени и практики Большого террора.