От удивления Николай не сразу нашёлся как реагировать.
— Думаешь, не удержу? — спросил Алексей Кондратьевич, и в его собственном голосе прозвучало сомнение. — Ладно. Передохни пока, а я зарисую, что есть.
Николай отошёл к наружной стене и сел под окном прямо на пол — отдышаться: слабость накатила. После долгой зимней хвори каждый раз у него теперь такая ерунда при тяжёлой работе. Хоть не берись. А как не браться? Скорее бы прошло!
— Всё, Николай, больше не надо простукивать. И так ясно! — воскликнул господин Извольский.
Уже хорошо. Но до чего любопытно, что ему ясно-то.
— Поди сюда! Смотри!
Алексей Кондратьевич развернул свою тетрадь так, чтобы Николаю было удобно заглянуть в неё.
— Видишь, полости расположены в определённом порядке. Это резонаторы. Их встраивают в стену специально, для усиления звуков. Вот мы и тихо разговариваем, а звучит гулко, да?
— Как в театре, — согласился Николай.
Он гордился тем, что бывал в театре: стоял на галёрке от начала до конца спектакля, хотя не всё понимал, что происходит на сцене, особенно когда там беспрерывно пели и ни слова было не разобрать. Для себя он пришёл к выводу, что в театре скучно.
— Именно! — с энтузиазмом подхватил Алексей Кондратьевич. — Либо этот зал выстроили так, чтобы он служил домашним театром, чтобы давать концерты, спектакли, либо… Сейчас мы ещё кое-что проверим!
Господин Извольский отправил Николая в сад с указанием: прислушиваться из глубины сада и дать знать, когда услышит и когда сумеет разобрать фразы, доносящиеся из зала сквозь закрытые окна. Алексей Кондратьевич будет произносить что-нибудь всё громче, пока Николай не махнёт ему рукой.
Сумерки сгустились. В вечернем саду остро пахло прошлогодней сопревшей листвой и оттаивающей сырой землёй. Корявые, покрытые лишайником ветви деревьев тоже оттаивали, с них капала влага. Несколько грязноватых капель увязло в волосах: Николай вышел, не надев кепки. Носить картуз ему ужасно не нравилось: каждый первый в картузе. Едва начав зарабатывать в Москве, он купил подержанную, но вполне ещё ладную кепку, которая так полюбилась, что лишь в сильные морозы менял её на свою старую тёплую шапку.
После того как Николай выполнил поставленную задачу, Алексей Кондратьевич распахнул окно и позвал его обратно в дом.
— Не очень слышно было, да?
Они поменялись. Теперь Николай декламировал и пел в зале, а господин Извольский прислушивался в саду.
— Изумительная акустика! — объявил он по завершении исследования. — Звук концентрируется в зале, наружу идёт минимально. Представь, какое мастерство требуется, чтобы организовать систему столь затейливо!
Давешняя убеждённость Николая в том, что новый дом на этом месте выстроят краше прежнего, претерпела колебание. Может, и краше прежнего станет новый доходный тучерез, но будет лишён загадочности, таинственного ореола. Однако Николай старался судить о серьёзных вещах взвешенно, а не по настроению.
— Нынче, поди, и посложнее умеют, — предположил он вслух.
— Не скажи, — живо возразил Алексей Кондратьевич. — Есть же секреты мастерства. Не сумел или не захотел мастер передать своего секрета — и, глядишь, последующим за ним приходится заново изобретать то, что ранее уже было продумано, наработано. Вместо прогрессивного движения получается топтание на месте или, хуже того, регресс, шаг назад.
— Но в нынешнее время всё делается не как бог на душу положит, а по науке, — озвучил Николай суждение, усвоенное ещё в школе и многажды читанное в журналах и книгах.
Господин Извольский прямо отвечать не стал — счёл, видно, неинтересным вступать в спор с невежественным собеседником по вопросу, для себя очевидному. А сказал следующее:
— Тут штучное строительство. За основу владелец был обязан взять образцовый проект — и взял, но внутри — уникальные решения. Эх! Исследовать бы! Коли уж сносить, так по кирпичику разобрать. Но как устроить это?
Счастье, что учредили Комиссию по изучению старой Москвы! Однако она только-только приступила к работе, пока раскачаются, пока заработает в полную силу… Я выступлю с сообщением, как только представится возможность… А пока одно утешительно: мы делаем то, что под силу нам самим… Стемнело. Тут не надо светить фонарём. Идём вниз: будем искать тайник.
После всех отвлечённых рассуждений прозвучало очень неожиданно про клад. Снова вся картина происходящего перевернулась для Николая вверх тормашками. К чему тогда возились со звуковыми… как их? Резонаторами?
В цокольном этаже рядом с «чёрной храминой» Алексей Кондратьевич стал с фонариком придирчиво изучать простенок.