Толика таинственных испарений снизошла и на Мастера ложи. Мысли потекли плавнее, тело наполнилось упругой, непобедимой силой. Но успокоить растревоженные чувства дар был не властен. Мастер видел, как много в облаке ещё не растраченной силы. Каждый из присутствовавших, возможно, обрёл личную неуязвимость. Но не для того они собрались под суровыми сводами старинной башни накануне битвы, в которой решится судьба Отечества. Никто из братьев не желал спасения себе лично, но желал его Москве и молился о победе русского оружия.
— Братья, прошу помнить о вашем отеческом долге перед солдатами вашими и о нашем сыновнем долге перед Первопрестольной столицею.
Предводитель ещё несколькими мгновениями ранее не знал, что скажет это. Но он сказал. Произнёс очень слабым голосом, чтобы не разрушить чары. В полной тишине каждое слово прозвучало ясно. Если бы он пустился в пространные объяснения, то дело оказалось бы окончательно погублено. Мастер понадеялся: братья без лишних слов поймут, что требуется делать, — и не ошибся.
Силу эликсира удалось вобрать почти что без остатка. Однако долго братьям не удержать её в себе. В ложе собрались люди с практическим складом ума; для подобной работы они никогда прежде не упражнялись.
Особое свечение, свойственное эликсиру, почти исчезло. Свечи догорали в настенных канделябрах.
— Господа, поспешим туда, где необходимо наше присутствие! — призвал мастер тоном, не допускавшим обсуждений. — Бог в помощь!
Они начали своё дело утром и вышли в разгар дня. Солнечный тёплый денёк. Приближения осени не ощущалось в нём. Лишь берёзы в тишине старинных закоулков трясли золотистыми прядями, как буклями трясут напрасно молодящиеся старушки, вспоминая весёлую екатерининскую юность.
Впервые братьями была допущена та небрежность, которая извинительна только при событиях чрезвычайных: все вместе, группой человек в тридцать — сорок они покинули башню. Не надевая уже плащей, в мундирах и при оружии, они производили впечатление командиров, съезжавшихся для срочного совета, а теперь распущенных для исполнения решённого. Между тем кони с вестовыми для сохранения секретности были оставлены подальше — у кого на площади, а у кого — в сплетении переулков. Военные, коротко простившись, поспешили каждый в свою сторону. Они скоро встретятся. Нет нужды ни времени назначать, ни места. Всем путь — на Смоленскую дорогу.
В дороге придётся соблюдать правила. Не болтать с попутчиками, песен не петь — нужды нет, весёлых ли, печальных, боевых ли. Воздержаться от выпивки, а лучше — и от вкушения пищи, разве за исключением самой простой — хлеба да воды. Придётся позволить непосвящённым гадать, отчего бравый полковник, боевой генерал, удалой поручик охвачены думами: погружённость в стратегические расчёты тому виной, или тревожные предчувствия, или — неужто?! — робость закралась в сердце? Всяческие подозрения посторонних ничтожны перед задачей, легшей нынешним утром на плечи членов братства. Они должны довезти самый эфемерный на свете груз и возможно меньше расплескать в дороге.
Военные спешили. Шаги их быстро отзвенели вдали, слились с обычными звуками города: цоканьем копыт, скрипом телег и возков, скрипом воротка колодца, криком петуха, плеском вкуснейшей мытищинской воды в бочке водовоза, звонкими, задорными выкриками лотошников, тихим щебетом синиц и барышень в бабушкином саду.
Москва насторожилась, зная о подступившей опасности. Москва ждала решения участи Отечества и собственной судьбы. Но, готовая в любой час всполошиться, Москва ещё не знала о грядущей беде, тем менее — о грядущем огненном обновлении. Нынче город ещё оставался внешне спокоен.
Штатским назначено пребывать в Москве. Им некуда было торопиться. Прежде, чем расстаться, люди растерянно потоптались по лугу под розовыми стенами башни. Траву за лето частью остригли козы и коровы, частью высушило солнце, однако обильные росы — верный спутник грядущей осени — сделали своё дело, и луг зазеленел молодыми ростками.
— Убеждён, нам следует вернуться в центр города, и там… Там свершится то, что должно… — осторожно произнёс один из братьев.
Говоривший не испытывал уверенности в своих словах и не сумел бы изъяснить, чему же «должно» свершиться. Однако другие его правоту смутно чувствовали и с ним согласились. И ещё чувствовали, не понимая вовсе, что им не следует держаться кучно, что надо разойтись и каждому ощупью, наитием подыскать своё, верное место. А разум советовал идти к Кремлю.