— Ты не ответил на вопрос.
— Подловить меня хочешь?
Я всё же остановился и посмотрел на Грозу.
— Доверяю ли я своему другу? Да, доверяю. Признаю ли я то, что он изменился, а значит, может выкинуть что-то эдакое? Признаю. Это ты хотела услышать?
— Ты ошибаешься, если думаешь, что я ждала конкретного ответа. Мне в целом интересно, как ты мыслишь.
— Акт изучения племянника закончен? У меня тут камень не валялся.
Гроза улыбнулась и снова замолчала на какое-то время, но надолго её не хватило. Я успел швырнуть булыжник шесть раз, когда она заговорила.
— Удивительно, что в отношении Тима ты испытываешь здоровую подозрительность, а в отношении Виктора, наоборот, недостаточную. Это при том, что утверждаешь, будто он тебе не друг.
— Так, — протянул я, усаживаясь на булыжник, — что же ты так зациклилась на этом? Друг, не друг. Неужели действительно не понятна логика моих действий? — вопросил я, уставившись на Марию. — У Гатса теперь есть проблема актуальнее, чем месть вам. Ты что, всерьез думаешь, что при появлении детей он рискнул бы прийти к вам мстить? С риском того, что вы в ответ потом сможете заглянуть к нему? Или что, ты опасаешься, что его наследники придут мстить? Ну и через сколько бы это случилось? Через тридцать лет? Или примерно через никогда? Ах да, ты, наверное, хочешь сказать, что заботилась и о моих интересах тоже. Каких же? Гатс ненавидит вас. Мы с ним общаемся нормально в деловом формате. Никакой угрозы мне и моим детям нет. Но благодаря тебе, вместо того чтобы получить нейтральные отношения, а то и полезный союз, всё испорчено. Так что давай ты не будешь всю эту ситуацию сводить к примитивной «Ой, Спар просто за друга вступился, бла-бла-бла», — передразнил я Марию, выпустив раздражение. — Это всё, или ты ещё о чем-то поговорить хотела?
— Нет, — ответила Мария и хлебнула вина.
Ещё и в сторону отвернулась, будто ей нет дела до меня. Я выдохнулся, подождал и вернулся к булыжнику.
— Жаль, — сказала она ещё через пару минут, когда я только настроился на практику.
— Да ты издеваешься? — глянул я на Грозу. — Чего же тебе жаль?
— Жаль, что ты не внял моему советы и превращаешься в чудовище, — расплылась Гроза в улыбке.
— И всё? У тебя плохое настроение, и ты решила его испортить мне?
— Почему же сразу испортить. Я лишь констатирую факты. Что ты сделал, прибыв в этот город? Перебил кучу людей. Почему? Потому что мог. Потому что они тебе мешали и потому что так было проще. Это верный путь, чтобы стать чудовищем.
— С такой-то наследственностью какие у меня варианты? — ответил я.
— Дети должны превосходить своих родителей, а не повторять их ошибки.
— Ваших ошибок довольно легко избежать.
— Кажется, я ошиблась. Мне вовсе не жаль, — голос Марии сделался холодным. — Будет забавно посмотреть, как ты войдешь во вкус и погубишь свою жизнь.
— Чего ещё ожидать от любимой тётушки, да? — хмыкнул я.
— Знаешь, Спар. Я не в обиде на тебя за то, что ты сказал правду. Но вот то, что ты этим хотел причинить боль… Поздравляю, тебе удалось. Ты лишил меня смысла и мужа. Ответил за свои слова. Растёшь.
— Ты зачем пришла, Мария? — сделался я серьезным. — Если хочешь что сказать, так говори прямо.
— Ничего я не хочу. В этом-то и проблема.
Гэцу, который сидел во мне, решил неожиданно выскочить. Что тоже раздражало. Волк мог залезать и вылезать, когда ему вздумается. Превратившись в человека, он с ловкостью фокусника достал красивый стул — куда лучше, чем у Грозы, — следом бокал и бутылку вина, которую открыл зубами и плеснул себе выпить.
— Пить в одиночку — дурная привычка, — отсалютовал он Грозе. — Да и разболталась ты что-то. Жертву из себя строишь. Если так поговорить хочется, то скажи мальчишке, какую цену запросил Исток за ваши силы.
— Цену? — зацепился я за слово. — При обсуждении похода ты ничего не говорила про цену.
— Мог бы и сам догадаться, — глянул на меня Гэцу. — Правило, что за всё нужно платить, неизменно. Хорошо бы об этом подумать заранее, не так ли?
— Ты много знаешь для существа из закрытого мира, — ответила Мария, сверля Гэцу взглядом.
— Так что, — спросил он в ответ, — хватит смелости рассказать?
— Какой теперь в этом смысл? — ответила она безжизненным голосом. — Второй поход к Истоку имел смысл, когда мы были с Люцием вместе. Теперь это не так.
— И всё же я хотел бы знать, что за цена, которую вы заплатили? — сказал я.
— Цена? — её взгляд сфокусировался на мне. — Одна жизнь разумного существа за год жизни. Вот цена омоложения, которое я могу даровать. За каждую подаренную сотню лет счётчик увеличивается на одну жизнь. Никаких ограничений на повторное омоложение нет. Я могу жить вечно.