Вскоре хвойный настил сменился дорогой, выложенной гладким камнем. Мы ехали по этой дороге около десяти минут, хотя мне казалось, что целую вечность. Я слышала за спиной дыханье моего врага, которому я так безрассудно доверилась и уже раскаивалась в этом. Но больше всего меня бесило то, что Гавр был спокоен, как истукан, а мое сердце бешено колотилось. Интересно отчего? Уж не оттого ли, что он — мужчина, сильный и красивый? Конечно, нет, ведь он мой враг, от которого можно ждать подлого удара в спину. И не далее, как через полтора месяца, он без всякой жалости вынесет мне смертельный приговор. Не вздумай еще влюбиться в него, идиотка!
Троя шагала рядом с Обероном и поглядывала на меня недоуменно. С точки зрения пса-духа, я поступала неправильно. Как можно настолько доверять врагу, чтоб повернуться к нему спиной, да еще сесть с ним на одного коня? Но я чувствовала, что Гавр не нанесет мне подлого удара, по крайней мере не сделает этого именно сейчас.
Сосны начали редеть, появились густые кусты орешника. И когда мы проезжали краем лещины, мне показалось, что в стороне мелькнула маленькая белокурая головка. Потом я уже явственно увидела сидящего на одном из ореховых деревьев сорванца Лелио. Он делал вид, что очень занят орехами, а сам пристально следил за нами. На соседних деревьях висели хохочущие русалки, которые сразу смолкли, как только заметили приближение Гавра. Этого только не хватало! Теперь эти бестии разнесут по всему лесу о том, как я ехала с наместником на одном коне. И черт возьми, Лелио! Не хватало мне только его ядовитых стрел.
Наконец, миновав еще овраг и небольшое болотце, мы въехали на окруженный высокой каменной стеной двор, посреди которого стояла одна единственная мрачная башня из серого гранита. Здесь находился вход в подземный замок наместника. Башня эта никак не вписывалась в русский сосново-березовый пейзаж и очень походила на средневековое рыцарское укрепление. На верху ее имелись бойницы и, наверное, должен был стоять дозорный, но его там не было.
Не дожидаясь, пока Гавр снова проявит так не свойственную галантность и снова смутит меня, я спрыгнула на землю. Наместник тоже быстро соскочил и стал вполголоса беседовать о чем-то со своей свитой. Отойдя в сторону, я подозвала Трою.
— Будь настороже и держись меня, — сказала я ей шепотом.
— Говорила я тебе, хозяйка. И зачем мы сюда приехали? Не нравится мне это.
— Теперь уже поздно. Не пускаться же в бегство. Тише, он идет.
Гавр подошел к нам и произнес с едва заметной иронией в голосе:
— Прошу посетить мое скромное жилище.
Я растянула рот в казенной улыбке и последовала за ним в арочный проем в башне, а затем вниз по освещенной факелами лестнице.
Угрюмое жилище Гавра располагалось довольно глубоко под землей. Мы долго спускались по крутым ступеням, пока не вышли в просторный, но темный зал со сводчатым потолком, серыми каменными стенами и уже знакомым камином и гобеленом рядом с ним. На стенах асимметрично и неаккуратно висело оружие: мечи разных размеров, сабли, копья, булавы. Все это напоминало рыцарский интерьер самого глухого средневековья. Горело несколько светильников, источая какой-то церковный запах. В камине едва тлел огонь, который совсем не грел. Стоял жуткий могильный холод, и по мне, одетой в безрукавную, голопузую майку и джинсы, побежали стылые мурашки.
Я не представляла, как может жить человек в такой обстановке. Пахло сыростью и плесенью, пол был покрыт пылью, стены источали влагу. Холод, мрак и никакого уюта.
— А в обязанности твоей свиты уборка не входит? — спросила я и голос мой отозвался эхом где-то в теряющихся в темноте каменных сводах.
Так неуместно прозвучала эта фраза в пропитанных вечностью стенах древнего замка. Гавр ничего не сказал в ответ. Какое ему было дело до какой-то там пыли, если он был почти ровесником мира? Он стоял и задумчиво смотрел на стену, где висели два скрещенных меча в усыпанных драгоценностями ножнах.
— Этот меч, — сказал он вдруг, указывая на один из них, — мне вручил сам Хозяин. Тогда я правил один, и никакие женщины не вторгались в мой мир.
"Да это камень не только в мой огород, но и в блондинкин", — подумал я, а Гавр продолжал:
— А это, — показал он на другой, — я добыл в бою. Когда Демиург понял, что не всех нас уничтожил, нам пришлось защищаться. Мы бились в неравной схватке с небесной армией, и не многие смогли тогда уцелеть. Но я убил своего врага, вырвав из груди его сердце. А его оружие я забрал с собой. Смотри, на нем еще осталась кровь ангела.
Он указал на тонкую гранатовую жилку на рукоятке меча и обратил на меня свои горящие глаза. Наверное, он снова пережил все, о чем мне сейчас рассказывал, у него было взволнованное лицо. В ту минуту я, кажется, поняла, за что Гавр ненавидит Василису и как глубоко презирает меня. И снова я пожалела о том, что так бесцеремонно вторглась в жизнь чужого мира.
Я опустила глаза, и у меня даже больно закололо веки из-за готовых просочиться наружу подлых и неуместных слез. Кого мне стало жаль: себя, борющуюся за короткую свою жизнь, или Гавра, сражавшегося с ангелами?
— Послушай, — сказала я, — если бы я знала, что меня ожидает, никогда бы не сорвала это проклятый цветок. Но что сделано, то сделано. И мне, между прочим, тоже нелегко пришлось.
Последнюю фразу я невольно произнесла каким-то капризно-кокетливым тоном, о чем сразу пожалела, потому что увидела, как лицо Гавра меняет выражение с торжественно-гневного на насмешливое.
— Присаживайся, — сказал он мне, указывая на низкое кресло у камина.
Я уселась, поеживаясь от холода и пытаясь предугадать, о чем пойдет речь. Гавр картинно встал напротив меня, прислонившись к камину. Лицо его при этом оказалось в тени, так что о его настроении я могла судить лишь по тону.
— А знаешь, — продолжал он, как-то странно понизив голос, — я на тебя уже не держу зла.
"Действительно, чего сердиться, когда все так скоро и просто решится", — подумала я, но вслух, конечно, не произнесла, пробормотав только:
— Спасибо и на этом.
— До сих пор не могу понять, почему сила не сожгла тебя. Кто твои родители?
— Они…люди, — сказала я, не сумев найти иного объяснения.
— Хм, а их родители?
Что это еще за допрос? Что он хочет выведать? Внимание!
— Папины родители жили тут, то есть в деревне. А мамины умерли давно. Я их не помню. А что?
— Так ничего, любопытствую, — сказал Гавр и, обхватив рукой свой подбородок, зашагал из угла в угол.
Так он маячил передо мной минуты две, ничего не говоря, и я тоже молчала, разглядывая стены. Потом вошел один из братьев Евстантигмы, похожий на него один в один. Я даже не сразу поняла, что это не сам Евстантигма, но у того была другая прическа. Этот брат принес поднос, на котором стояли темно-красный стеклянный штоф и два кубка.
— Не хочешь ли выпить со мной вина? — спросил меня Гавр, когда заметил слугу с подносом.
Я отрицательно покачала головой и не сочла нужным рассказывать ему, что в жизни не пила ничего крепче пива. Стала бы я сейчас напиваться в доме моего врага?
— Боишься, что отравлю? — усмехнулся он.
— Еще чего! Изволь, я выпью, — произнесла я с вызовом. Ну, что за дура! Поддалась на слабо.
В камине все сильнее разгорался огонь. Я сидела совсем рядом, и мне становилось уже жарко. Гавр наполнил оба серебряных кубка и подал один мне. Травить он меня, конечно, не станет, все-таки я действующая наместница, — решила я и сделала маленький глоток. Горло запылало с непривычки, и мне стало еще жарче. Гавр осушил свой кубок до дна и тут же налил себе еще. Мне показалось, что он занервничал. Его лихорадочный вид не предвещал ничего хорошего.
— Может быть пора? — тихо спросила меня Троя, сидевшая все это время возле моего кресла.
— Я не трусиха. Ничего он мне не сделает. Пусть только попробует, — тихо ответила я и незаметно дотронулась до скипетра, висевшего на поясе. Однако, нужна была разрядка, и я решила предложить тему для разговора:-А правду говорят, что ты самый искусный боец на мечах?