— Дедушка! Постой!
Я догнала Отшельника и нырнула в его руки.
— Прости меня, пожалуйста, — сквозь слезы просила я. — Это все из-за меня.
— Думаешь, я жалею?
— Разве нет?
— Нисколько. Я был здесь очень одинок. Много прожил, многое видел, многое понял. Нет. Я нисколько не жалею, что помог тебе. Возможно, я еще и детей успею завести и тогда по-настоящему стану бессмертным.
— Куда ты теперь?
— В родные места. Может быть, даже мы еще увидимся. Не горюй.
— Тогда до встречи?
— До встречи. И будь осторожна, — совсем тихо сказал Яр, погладив меня по плечу и указав при этом глазами на Гавра.
Я едва заметно кивнула, а он вышел и больше не оглянулся. Двери закрылись за ним. Одиночество снова подкатило комом к горлу, но предпринять сейчас хоть что-то для своего спасения или хотя бы просто заплакать, я не могла. Мне нужно было решиться на свой последний — я чувствовала это — разговор. Но я все стояла и стояла, уставясь в одну точку на двери, пока Урфо многозначительно не покашлял, давая знать, что мне пора идти обратно к Гавру, который поджидал меня на другом конце зала. Я согласно кивнула черту, зачем-то, может быть от безнадежности, опустила голову и отправилась обратно.
— Сразу видно, что вы родные, — сказал он, когда я подошла. — Ты такая же упрямая и дикая, как он.
Да, уж! Нужно оправдать фамилию.
— Для меня это комплимент, честное слово, — ответила я, вызывающе взглянув на него.
Но Гавр вдруг отвел глаза. Такого еще не было. Что это с ним? Уж не связано ли это с тем, о чем он так напряженно разговаривал с Хозяином? Впрочем, надо быть полной дурой, чтоб не понять, а, вернее, не догадаться, о предмете их отнюдь не мирной беседы. Речь шла обо мне, и именно мне надо было быть настороже.
Наместник открыл дверь и куда-то повел меня через узкий коридор, взяв за руку, словно ребенка. Я даже не стала расспрашивать, куда и зачем. Кажется я, наконец-то, сообразила…
Внезапно, ударив по глазам дневным светом, распахнулась какая-то дверь, и мы вышли на балкон. Я едва не вскрикнула. У меня сразу закружилась голова: я не увидела внизу земли. Мы оказались на черт знает каком этаже огромной белой башни, низ которой таял в туманной облачности. Более того, дно балкона, а так же перила были совершенно прозрачными, и я, не глядя выскочив вслед за Гавром, ахнула и вцепилась в дверной косяк. Душа ухнула вниз, и я некоторое время даже не могла вздохнуть.
С балкона начиналась довольно таки хрупкая лестница на крышу башни. Она обвивала стены по спирали и постепенно уходила в пугающую высь. У меня все внутренности сжались, когда я увидела, что Гавр собирается подниматься по ней.
— Я не пойду, — еле вымолвила я, едва сдерживая дрожь в голосе. — Я и тут подышу свежим воздухом. А там уже, наверное, тропосфера.
— Идем. Потом всю оставшуюся жизнь будешь жалеть, что не испытала острых ощущений, — как всегда с иронией отозвался наместник.
— Там же перилл нет! Стоит только подуть ветерку и…
— Я тебя удержу.
Я могла бы, наверное, растаять от его внезапной заботливости, если б не увидела в этот момент его глаза, злые и темные. Мне стало ясно, что он намеревается сбросить меня вниз… До последнего я не хотела верить в то, что он собирается избавиться от меня. А все эти глупые надежды, домыслы… все чушь… Я наконец-то прозрела и поняла, в чем заключался его хитроумный и жестокий замысел. Да нет, не прозрела, и не тотчас. Давно знала. Какая же я дура! Но, увы, было уже слишком поздно…
— Нет! — ответила я, резко вырвав свою руку из его ладони. — Ты, уж пожалуйста, иди вперед, а я за тобой.
Наместник с подозрением глянул на меня и предупредил:
— Держись ближе к стене.
Он шагнул по ступенькам без малейшей тени страха. Наверное, там, наверху, этот ангел без крыльев чувствовал себя ближе к небу. Он не боялся высоты. А я боялась. И теперь не только высоты, но и его.
Стараясь не смотреть вниз, я осторожно, почти вжавшись плечом в стену, тоже начала подъем в небеса. Гавр быстро шел, не оборачиваясь, и вскоре скрылся из виду, свернув за стену. Видимость все уменьшалась, туман становился гуще. Я старалась не думать о том, что балансирую на огромной высоте, но буйная фантазия услужливо подсовывала мне живописные картины моего стремительного падения. Чтоб отвлечься, я стала думать о чем-то постороннем, например, о жутком холоде, который сейчас только обнаружила. Тут же появился и озноб.
Подъем казался бесконечным, на моих волосах появился иней, а дыханье стало превращаться в пар. Наконец, наверху я увидела темную фигуру. Гавр стоял на самом краю крыши и надменно смотрел, как я, дрожа и конвульсивно цепляясь за рельефные выступы стены, поднималась. Он подал мне руку, когда я была уже почти наверху. Но я сделала вид, что не заметила его жест и, рухнув на живот, вползла на зеленый ковер крыши. Потом сразу же отпрыгнула подальше от края и села, спрятав коленки под плащ.
— Я ни за что не спущусь обратно. Не смогу.
— Сможешь, — уверенно произнес наместник.
— Да? С увеличивающейся скоростью падающего тела?
Он взглянул на меня холодно и как будто понимающе. Но потом, видимо, вернулся к своей мысли:
— Мне нужно с тобой поговорить.
— А внутри, в тепле этого нельзя было сделать? — спросила я, дрожа от холода.
— Здесь я чувствую себя свободней.
— Так о чем же ты хочешь со мной поговорить? Хотя, постой-ка, я угадаю: ты снова хочешь меня убить. Только теперь уже у тебя есть на это все законные основания.
Я лихорадочно рассмеялась и не сразу смогла остановиться. Это был смех отчаянья и безнадежности.
— Тебе смешно?! — с удивлением и гневом спросил он.
Перестав смеяться, я нервно сжала челюсти и заговорила:
— Я поняла тебя, Гавр. Теперь поняла. Как ловко ты всех провел! Устранил Василису, которая собиралась убить меня и поэтому разгневала Лютого Князя. А со мной все решилось еще проще: за мое убийство тебя уже никто не сможет наказать. Ведь ты сам решаешь мою судьбу. Так? И трон снова твой.
Гавр ничего не ответил, отвернулся от меня и со злобой пнул ногой маленький камешек. Я продолжила:
— Ты знал, что у Василисы каменное сердце? Наверняка… А у меня-то оно живое…
— Саргон сказал, что если я не убью тебя, он отдаст тебе власть без всяких условий, — услышала я его голос лишь спустя минуту.
— Поверь мне, теперь уж я не откажусь, — сказала я, сама не зная зачем, провоцируя его. Лишь бы поскорей бы все это закончилось.
Он резко развернулся и выхватил меч.
— Защищайся!
Я не шелохнулась.
— И не подумаю!
Гавр заскрежетал зубами.
— Давай! Бери свой меч!
— Так, — протянула я, поднимаясь. — Хочешь совесть очистить: убил в бою. Противник оказал жесточайшее сопротивление и создал неминуемую угрозу твоей жизни?
— Не принижай своих достоинств, Беатриче. В тебе течет кровь Отшельника. К тому же ты убила Горгону!
— Я не стану драться с тобой! Если хочешь, просто подойди и сруби мою глупую голову. Я не стану сопротивляться.
— Мне придется это сделать!
— Сможешь?
— Да!
— Ненавижу тебя!
Мы помолчали. Как все предсказуемо и просто. Даже не поинтересовался, хочу ли я этой власти, приму ли ее. Не сомневается, что я всем пожертвую ради бессмертия. Думает, что знает меня лучше меня самой?
— Ладно. Я помогу тебе и избавлю тебя от себя сейчас же, — сказала я и направилась к краю крыши. — Что там внизу? Есть обо что разбиться вдребезги?
Я медленно подошла к белой кромке и остановилась, глядя не вниз, а вперед перед собой. Я не хотела прыгать и очень надеялась, что Гавр остановит меня. Но он и не собирался. Я обернулась и накололась на его колючую усмешку:
— Ну, что же ты прыгай!
— Ненавижу тебя! — вскричала я и выхватила меч. Сделав прыжок, я тут же нанесла удар.
Гавр легко увернулся от него, даже не спеша атаковать. За первым моим ударом пришла растерянность, и наместник тут же без суеты перехватил инициативу и стал методично наносить легко предсказуемые удары. А я отражала их, только это я и умела. Холод больше не мучил меня и страх тоже. Я восстанавливала в памяти движения рук и корпуса, угол удара, упор, поворот. Гавр не нападал, а словно испытывал меня на прочность. Но вдруг он обрушил довольно-таки сильный удар, и я едва не лишилась руки, отпрыгнув в последнюю долю секунды.