2.
Это был самый обычный день, который бы не выделился никак из общей массы других дней, что вовсе его были и не хуже, но и не лучше, если бы не то, что случилось, когда наш герой возвращался из школы. Автобус, на котором D ехал домой со школы, остановился у районной администрации, перед которой был некий митинг, привлекший внимание уставшего героя. Несмотря на то, что до дом был на следующей остановке, D приподнял с сиденья свое грузное тело, отягощенное вдобавок еще и рюкзаком, покинул автобус и направился к митингующим. Обыкновенно митинги в той стране были малые и незаметные, состоявшие вдобавок из всяческих маргиналов, что выдвигали власти самые странные и радикальные ультиматумы, как не единожды требовали запретить в стране мясо животных к употреблению, продаже и производству, а также прочей депрессивной молодежи из мелкобуржуазных семей, что только выучилась в государственных училищах и курсах, именуемых институтами, так и стала бороться с тем государством, что их вырастило, однако этот же митинг состоял из людей совершенно другого сорта; тут не видно всяких хиппи, яппи, а также прочей мерзости, произведенной из анналов среднего состояния; вместо них тут главенствующую позицию занимали рабочие местного завода, но они требовали не повышения зарплат, имея лозунги политические, первый из которых был таков: «Долой тупых политиков!» - весьма справедливо для той страны, равно как и для любой другой в этом мире. D отправился домой пешком с того митинга, постоянно пыхтя и останавливаясь, ибо одышка не давала особой воли движения. В тот же самый день, когда наш герой разлегся на мягком диване, где уже давно образовалась соответствующая ложбина, для просмотра телевизора, вс то, переключая от скуки каналы, он остановился на новостном, где было нечто странное и интересное. Там он увидел молодого и очень загорелого человека, с модной стрижкой, во френче, на манер военного, с кожаным поясом и пряжкой в виде пятиконечной заезды, в хромовых сапогах и галифе как у военного, да и сам мужик держался так, будто он был никем иным, как генералом или императором. Вокруг мужика толпился народ, состоящий из толстенных баб, возраст которых был уже далеко не бальзаковский, а также всяческих мерзких жирных политиков, вроде тех, что устраивают погромы в думе – то есть лучших представителей истеблишмента этого государства. D политикой никогда не интересовался, справедливо полагая, что это дело скучное и крайне глупое, посему привлекающее только неудачников и воров. Большая часть политиков той страны, да и всего остального мира, были, как то правило, такими вот жирными бабами и мужиками, первые из которых, улыбаясь до ушей натянутой американской улыбкой, твердили о толерантности, морали, нравственности, защите детей и прочей глупости, коей верили только самые явные идиоты, а вторые же, брызжа слюной, а иногда и кидаясь с кулаками на коллег, швыряясь стульями и другими предметами, неистово матерясь притом, твердили всем о патриотизме, о кризисе в экономике, словом, о прочем бреде, который не произносили первые. Лоббирование, подкуп, откат, имитация работы, обман, лицемерие, закулисные игры, подсиживание, а также полное невежество и нежелание решать проблемы составляли всю суть политики всей планеты на тот момент. Вешать о «морально-нравственной подоплеке патриотического воспитания» на роскошных симпозиумах все были способны до упаду, едва начиналась открытая конференция и журналист задавал вопрос, хоть немного касающийся даже не реализации проекта, а, хотя бы, четкой теоретической программы, как конференция заканчивалась по неизвестным причинам, а журналиста увольняли. Проекты рождались и умирали за считанные месяцы, несмотря на то, что их реализация не доходила даже до программы действий, реформы затевались и бросались, не дойдя и до четверти своего исполнения, что, наряду со всем вышеперечисленным, вызывало ненависть населения, но этот молодой мужик был не такой, как все прочие политики, являя собой лучший пример идеального человека. Мужик говорил следующее: «Несмотря на все действия наших уважаемых властителей, мерзейшие проявления коррупции в наших административных органах покоя мне не дают, заставляя усомниться уж в компетентности правительства!». Другой бы персонаж сказал бы: «Воруют <...> Всех в тюрьму!», но тут человек оказался куда более утонченным, совершенно не таким, как все иные. Голос его был очень мягкий, приятный для слуха, но в тоже время он сохранял четкость, а ум – ясность, делая невозможным всяческое заикание, равно как и запинание. Другие политики молвили обратно-пропорционально тому, как рассказывал этот молодой человек: они брызгали слюной от злости, а глаза их светились ненавистью, эти люди стучали руками и ногами, плевались, заикались, орали, сбивались с толку, отчего вся их речь превращалась в бесконечный набор штампов и клише, перемешанных с лозунгами, голос же этих людей был хриплый, прокуренный и пропитый, будто вещал это все алкоголик из подворотни. Молодого, и весьма понравившегося D, политика постоянно перебивали, орали на него, поливали его самой отборной руганью, неизвестной даже самым ужасающим завсегдатаям худших притонов, что самых отдаленных и вымирающих поселках Родины, но тот политик спокойно, со своей по-настоящему искренней улыбкой, не такой, какой обычно блещут американцы глянцевых обложек глупых журналов, а такой, какая была разве что у таких людей, как Гагарин или Демокрит, словом улыбкой столь мудрого и доброго человека, что эта только улыбка уже выделяет гениальность. Он терпеливо слушал ругань других в свой адрес, а едва они прекращали брызгать на него вонючей слюной, что встречается у курильщиков поголовно, как он снова начинал говорить, покоряя сердца зала, где происходил диспут указанных выше лиц, а возможно и миллионов телезрителей, наблюдавших за всем этим действием, в том числе был среди них и D. Вот такое начало имело юношеское увлечение политикой нашего героя. D начал постоянно читать политического и публицистического характера всевозможнейшие тексты, обдумывать их он начал уже позднее, в тот момент, когда число читанного перевалило за сотню, но главное было в том, что он все более начал увлекаться тем самым политиком, которого он видел тогда на политическом шоу-диспуте.