====== Часть 1 ======
Пустые безучастные глаза мойры, богини судьбы, не мигая, смотрели в лицо царя богов и, казалось при этом, ничего не видели. Это был мертвец, вечный мертвец, говоривший и действовавший, но не ощущавший ничего — ни положительных эмоций, ни отрицательных.
Зевс прижал могучую руку к сильно бьющемуся сердцу. Он не мог, не желал поверить в то, что услышал. И готов был проклинать себя за то, что проявил интерес к своей дальнейшей судьбе и задал вопрос мойрам. Уж никак не ожидал он узнать то, что узнал.
— За что? — пробормотал он. — Мой родной сын станет сильнее меня и отнимет у меня власть? За что же мне этот ужас? За то, что я поступил так же с моим отцом Кроносом? Но разве я не был прав? Разве мой отец не был чудовищем, пожиравшим собственных детей? И я не имел права остановить его? Я должен был оставить моих братьев и сестёр гнить в его утробе? А может, моя мать совершила преступление, обманув его, и позволив ему проглотить камень, завёрнутый в пелёнки вместо меня? Почему я должен быть наказан за это?
В ответ мойра лишь хранила мёртвое молчание. Дальше вопрошать было бессмысленно.
Спустя некоторое время Зевс пребывал в своём царском дворце на Олимпе, не в силах обрести покой. Его красивое лицо с резкими мужественными чертами покрыла смертельная бледность, вокруг больших ясных глаз легли тени, он сам весь как будто осунулся.
— Я не мог быть неправ, — сжимая голову ладонями твердил он. — И не было тогда другого выхода… Но мой сын, который родится у моей жены Метиды! Как же горестно осознавать, что твой ребёнок, твоя плоть и кровь однажды восстанет против тебя и поступит с тобой, как с врагом! Что подвигнет его на это? Разве я — Кронос? Разве я не люблю всех моих детей?..
Горе настолько захватило его, что он даже не заметил, как ступая тяжёлыми громкими шагами, в его дворец вошла богиня Гея и предстала перед ним. Он смотрел перед собой и, подобно мойре, высказавшей ему его ужасную судьбу, не видел ничего и никого.
Гея поняла отлично печаль своего внука: самоуверенный мальчишка ждал иных предсказаний от божеств судьбы, вероятно, ему хотелось больше славы, больше власти, небывалых почестей и побед. А тут — всё потеряет из-за собственного сына… Вот теперь ему ещё хуже, чем ей, богине Земли.
Гея была не из самых счастливых божеств олимпийского пантеона. Она являлась тождеством планеты, на которой всё и происходило, поэтому всё, что случалось на планете неизменно отражалось на её организме. Войны смертных били по её нервам, играли на них, как на струнах кифары. Когда её сын и муж Уран заточил в недра планеты их общих детей титанов, её живот сделался тяжёлым до невыносимого и казалось, по нему вот-вот пойдут трещины… Именно поэтому у этой богини было мало причин быть довольной существованием. И её внутреннее состояние отобразилось на её внешнем облике: от почти постоянного раздражения у неё отекали веки, отчего глаза её были узкими и продолговатыми, что уменьшало привлекательности её в общем очень красивому лицу. К тому же губы её постоянно сжимались и растягивались, а со временем такое состояние стало их естественной формой.
— Зевс! — позвала она.
Громовержец, наконец, взглянул на неё ожившими глазами и понял, что он не один.
— Приветствую тебя, Земля, — пробормотал он. — Какое дело привело тебя ко мне?
— Зевс, я знаю о предсказании мойр, — со свойственной пантеону олимпийских богов прямотой заговорила она, — я невидимо присутствовала там, в их пристанище, когда ты вопрошал их. Ты, кажется, сомневаешься в справедливости такого поворота судьбы?
— А разве это не так? Разве это справедливо? — Зевс пристально посмотрел в глаза прародительнице богов.
— Ты, кажется, считаешь Кроноса злодеем? Соглашусь с тобой, он поступил жестоко со своими детьми. Однако, ты забыл ту цель, с которой Кронос сверг с мирового престола отца своего Урана: он сделал это по моей просьбе. Цель была благородна, он спасал меня, мать. Но ты видишь, даже за благородство пришлось заплатить. Видимо, нет оправдания тому, когда сын поднимает руку на отца.
Глаза Зевса вспыхнули молниями:
— Так я должен был тогда покориться? Не спасти моих братьев и сестёр? Оставить их там, внутри Кроноса?!
— Вероятно, да.
— И что тогда? Ничего бы не изменилось до сих пор? Я прятался бы по всем закоулкам мироздания от собственного отца, а братья и сёстры находились бы в нём? И так было бы всегда?
— Ничего не может происходить всегда. Кронос — это нечто временное. Всё должно изменяться. Возможно, дети Кроноса выросли и возмужали бы в нём и им пришлось бы отпустить их. Его плоть не смогла бы вечно держать их внутри себя.
— Но при таком раскладе я не стал бы царём богов… Я был бы вечным беглецом! А Кроноса мог бы свергнуть Посейдон или Аид и тогда кто-то из них стал бы над всеми… И я должен был смириться с такой судьбой?!
— Тебе придётся смириться с другой судьбой.
— Да, пасть от руки сына… Как это будет происходить? Что побудит его восстать против меня? Жажда власти станет в нём сильнее любви его отца к нему? Что-то обидит его? Или кто-то настроит его против меня? И как он пойдёт войной на меня? Я даже боюсь напрягать воображение, чтобы увидеть это всё…
— Тебя пугает только то, что произойдёт с тобой? — промолвила Гея. — А ты вообрази себе, что ждёт других богов, твоих детей и других, за которых ты в ответе. Подумай об этом. Подумай и о других.
Она развернулась к царю богов спиной и тяжёлой поступью своей поспешила прочь. Пальцы её сжались в кулаки, ногти впились в кожу ладоней.
— Я знаю, он этого так не оставит, — пробормотала она себе под нос. — Он, конечно, попытается что-то совершить против судьбы. Он не из тех, кто склоняется хотя бы перед судьбой. И этим ускорит её исполнение. И пусть это случится. Пусть. В этом мире будет меняться всё — и только я останусь неизменной. Только меня не коснутся никакие перемены, потому что это я основа основ, это я нужна всем, а мне — никто. И рано или поздно всё живое осознает, кто на самом Высшая Богиня, кто поистине достоин власти и от кого зависит — всё! Сын будет свергать отца до тех пор, пока всё не окажется в руках Великой Матери. Вот тогда все заплатят за мои унижения!
В памяти Геи всплыл её главный обидчик — сын-насильник Уран. Но подробности проживания с ним вспоминать не хотелось и богиня Земля постаралась вытряхнуть их, как мусор. Чтобы хоть немного унять накатившую могучую волну раздражения из-за них, она постаралась подумать о приятном: поднять из памяти тот день, когда ненавистный муж, наконец, превратился в евнуха и отстал от неё. И тут же всё оборвалось. После таких счастливых событий Уран умудрился напоследок унизить свою мать и жену.
Это случилось вскоре того, как отсечённый Кроносом фаллос Урана упал в море и, как бесноватый, начал взбивать вокруг себя розовую пену, словно совершая последнее совокупление. Вероятно, это и послужило появлению из этой странной пены того младенца женского пола, который просто сводил с ума Гею.
Уран, вроде бы, и не очень сожалел о потери мужественности. Он сразу сделался каким-то спокойным и умиротворённым и казалось, что его даже устраивало то, что ему больше не придётся существовать в напряжении от своей извечной непроходимой озабоченности.
И ещё он не мог натешится своим поскрёбышем, которого, как считал Гея, «выплюнуло» море. Он носился с девчонкой на руках и показывал её богам вод и лесов, повторяя одно и то же:
— Вот видите, какого красивого ребёнка родил я сам! Этого потому что я сделал это без участия Геи, а ведь Гея рожала только уродов, исключая, разумеется, меня самого! Смотрите, на что я один способен!
Гея слышала эти неосторожные слова бывшего мужа и это не добавляло покоя её изнурённому вечным раздражением разуму.
Досада разрасталась от того, что девчонка, отданная Ураном на воспитание богиням орам и харитам, подрастая, становилась всё красивее и красивее, как бы в пику самой Гее. И уже во взрослом состоянии превратилась не в какую-то там нимфу или другую богиньку с низших ступеней пантеона, а богиню любви — любви мощной, могучей, которой трудно противостоять не только смертным, но и богам…
Гея встряхнула копной разноцветных кудрявых волос, чтобы не думать о неприятном. Волосы её были совершенно необычного цвета, было трудно назвать его одним словом. Они казались то пепельно-серыми, то местами отливали рыжиной, то в них попадались чёрные пряди, то они имели цвет песка.