— Тогда мы можем договориться. Хоть наш мир весьма могуществен, мы не отказываемся от услуг вас, земных богов. Я хочу обменять их на знания. Я буду являться к тебе и буду отвечать на любые твои вопросы и просвещать тебя во всём, что только ты пожелаешь узнать. А ты окажешь нам помощь как богиня любви.
— Что это за помощь?
— Просто надо соединять сердца тех, кого мы укажем. Это не составит тебе такого уж труда. А мы снабдим тебя любой информацией.
— Пожалуй, информация — это то, что для меня сейчас нужнее всего…
— Значит, ты согласна?
— Согласна.
— Тогда слушай. Сейчас прежде всего я расскажу тебе о земном мире, каким он стал сейчас и даже покажу живые картины, чтобы ты имела представление, как вести себя в нём, когда ты выйдешь в него. Итак, смертные сейчас совсем не те, что прежде…
Это было началом затянувшегося конца эпохи всех богов и к каждому из них являлся кто-то из Молящихся Самим Себе и говорил то, что Диля сказала Инанне. Боги приходили в ужас и — смирялись. И теперь целью каждого из них было готовиться к пробуждению фибр. Потому что от того, как успешно и хорошо проживёт каждая фибра своё воплощение зависело то, какую программу получит вся душа из восьми фибр в дальнейших смертных воплощениях, будут ли они удачными и суждено ли познать счастье став обычным человеком.
Инанну-Афродиту просто убивало знание о неизбежном. Вот тебе и свободна от судьбы! Да разве она бы выбрала когда-нибудь судьбу какой-то смертной! Но куда денешься от этих законов Природы, которая выше и сильнее богов.
Она побывала в местах, где прежде можно было добыть амброзию и убедилась воочию, что напитка бессмертия не существует. Совсем.
Более того: Верхний Мир был почти разрушен. Осталось только небо, атмосфера вокруг планеты.
Пришлось искать пристанища в мире смертных.
Ей ничего не стоило разбогатеть, выстроить себе роскошное жилище, но ей было не до того. Депрессия давила обрушившейся скалой и не хотелось окружать себя красотой и блеском.
Она выбрала себе место проживания тёплый приморский городок, довольно бедный, со старинными домами, нуждающимися в реставрации. В одном из таких домов она сняла себе очень скромное жильё: комната и при ней душевая кабинка и крошечная уборная, в которых, впрочем, не нуждалась богиня, всё ещё обладавшая совершенным телом.
Деньги не были проблемой. Она материализовала перстень с алмазом, подделав его под старину и получила за него от скупщика драгоценностей увесистую пачку денег и заплатила за месяц вперёд хозяйке доходного дома, где она собиралась жить, чему та была весьма рада, очевидно, у неё были проблемы с неплатёжеспособными жильцами.
Инанну-Афродиту вполне устраивало всё в её новом жилище: облупленные стены и такие же давно некрашеные деревянные полы в длинных коридорах; скрипучие панельные двери; потолки, с которых падала штукатурка, оставляя серые пятна; тусклая лампочка, включающаяся по вечерам; мутные стёкла; крошащиеся ступени крыльца. Всё это соответствовало состоянию её внутреннего мира, погружённого в уныние.
Впрочем, свою комнату она всё же обставила кое-как, материализовав удобную широкую мягкую кровать, два кресла, стол, шкаф, буфет. Хозяйка, заглянувшая к ней из любопытства была поражена, потому что не могла припомнить времени суток, когда бы новенькая квартирантка выгружала эту мебель и заносила её в жилище.
Инанна-Афродита, снимая жильё, представилась хозяйке как госпожа Нана. И эта госпожа Нана казалась весьма странной особой не только домовладелице, но и другим съёмщикам. Она смущала своей совершенной красотой, да и выглядела совсем юной, даже несовершеннолетней, лицо её было полудетским, к тому же, маленькая грудь у неё была как у подростка, но походка и манеры поведения были как у взрослой состоявшейся женщины. Она почти всегда носила очки, а когда изредка снимала их, то чаще всего опускала глаза, а если она поднимала их на кого-то, то взгляд её поражал: он был не по годам мудрым, бывалым, пронзительным и ясным, если кому-то казалось, что девушка способна считывать мысли человека, то он даже не подозревал, что это ему совсем не кажется.
Госпожа Нана избегала контактов со своими соседями, которые, к слову, были весьма общительными людьми. Она уходила на долгие часы неизвестно куда. Она одевалась в широкие балахонистые одежды и выглядела, как хиппи, но даже мешковатые платья не могли скрыть идеальность её телосложения. Как всегда, она пользовалась успехом у противоположного пола и вызывала зависть женщин. Но и это её перестало волновать.
Она бродила долгими часами по городу — с плетёной большой сумкой на плече, собрав в жгут на затылке свои очень светлые с позолотой волосы, полностью погружённая в себя. Она выполняла задание Молящихся Самим Себе, соединяя сердца тех, кого было поручено соединить. Инанна-Афродита не интересовалась, зачем это Молящимся нужно, но задание их выполняла. Мало ли какая информация потребуется ей от них взамен.
Иногда она находила пустынные пляжи, опускалась на песок и подолгу сидела, глядя на морские волны. Иногда купалась, но купание уже не доставляло такого блаженства, как прежде. Теперь не радовало ничто.
Сумерки окончены. Рассвет наступил. Но он также страшен, как сумерки.
Как-то, блуждая по городу, она попробовала фастфуд и он ей понравился. Ей пришлись по вкусу жареные пирожки и сосиски и прочее и она не могла не отметить, что смертные стали питаться гораздо лучше, чем прежде, когда их лепёшки чем-то напоминали по вкусу мел, а если и было что-то сносное, то, разве только жареное мясо.
Однажды она вслух похвалила беляш, который принялась поедать, приобретя его с лотка. И тут же какая-то толстая баба с вульгарно накрашенным губами отвесила:
- Дерьмо весь этот фастфуд. Отрава, иначе не скажешь. Всё на пережаренном масле, да и мясо не первой свежести. Я никогда не ем это дерьмо.
Инанну-Афродиту прямо передёрнуло. Смертная баба привередничает и называет такую хорошую еду дерьмом?! В то время, как она, великая богиня, от этой пищи в восторге? Выходит, у смертных может быть ещё лучшая еда, чем та, что понравилась ей? До чего же разбаловались смертные, пока их боги спали в Тартарах! Какая распущенность! Да ещё и понаизобретали всякие там самолёты да поезда, заправляя их вонючей чёрной кашей, что прежде лежала в недрах Геи-Земли. А всё проделки этого Прометея, снабдившего смертных генетическим огнём, который и помог им достигнуть этого прогресса. Раздражившись, Инанна-Афродита подумала, что это ещё мягко обошёлся тогда Зевс с Прометеем, приковав его тогда к скале и приказав орлу ежедневно лишать его печени. Вот чем кончилось то, что Прометей носился с человечеством, как с тухлым яйцом! Боги, похоже, больше людям и не нужны. Вероятно, именно поэтому и иссякла вся амброзия.
- Дерьмо, дерьмо, – продолжала приговаривать баба, стоявшая рядом. – Я покупаю только экологически чистые продукты, специально и езжу за ними к знакомому фермеру. Дорого, конечно, но здоровье дороже. Себя надо любить и уважать. Мы – это то, что мы едим.
Инанна-Афродита повернула к ней разъярённое лицо.
- Да как ты смеешь! – сдавленным голосом проговорила она. – Думай, что говоришь, безумная. Мы – то что мы едим, а то, что ем я дерьмом ты назвала. Ты посмела оскорбить меня?
Баба нагло хихикнула.
- Правда не нравится? А я вот всегда говорю, что думаю. Дерьмо дерьмом называю. И нечего тут обижаться. Обидчивая?
- Смотри, не пришлось бы поплатиться за глупость.
Баба приподняла тонкие жидкие брови:
- А кто меня платить заставит? Уж не ты ли?
Инанна-Афродита сняла очки и пристально посмотрела на бабу холодными голубыми глазами. У той вмиг округлились собственные глаза от страха, отвисла челюсть и вокруг её сандалий образовалась тёмная лужица.
- Я, – промолвила богиня. – У тебя поганый язык. Пусть же он распухнет у тебя. Посмотрим, так ли удобно будет тебе поглощать то, что ты у своего фермера втридорога покупаешь или всё-таки через соломинку всякое месиво пить придётся, чтоб не умереть. Но уж гадостей тебе не произносить больше никогда! Никогда больше никого не оскорбишь!
Баба слушала её с открытым ртом и с ужасом ощущала, как её ротовая полость чем-то стремительно наполняется. А потом она попыталась закрыть рот – и не смогла. Язык, ставший размером с небольшое яблоко, мешал ей сделать это.