Большинство богов умели превращаться в кого угодно и во что угодно, но облики друг друга принимать могли не все, но Вишну обладал этой способностью, хоть и стоило это больших энергетических затрат. Только ему ничего не было жалко ради выяснения истины.
Легче всего застать Нану для беседы можно было дождавшись, когда она, вдоволь набродившись по городу, остановится в каком-нибудь летнем кафе под пальмами и зонтиками, чтобы поесть мороженого. Вишну, невидимый, прошёл за ней долгий путь по городским улицам, и как только она заняла один из столиков в кафе возле шумящего моря, он обратился в Эрешкигаль и сел напротив.
— О, подруга, как внезапно ты здесь очутилась, — удивлённо заметила Нана, подзывая официанта и делая заказ.
— Мне хотелось видеть тебя, — грустно ответила Эрешкигаль, взяв из вазочки салфетку. — Потому что меня измучили некоторые вопросы, которые касаются тебя. Ответишь ли ты мне на них?
— Отвечу, если знаю ответы.
— Послушай. Мне многое непонятно из того, что происходило в твоём прошлом и это тревожит меня. Я думаю об этом: как может быть такое, чтобы внутренний твой мир так не соответствовал внешнему? — Эрешкигаль вытерла салфеткой ладони, смяла её и взяла другую.
— Ты за что-то осуждаешь меня, Кигаль?
— Как тебе объяснить. Не могу понять, почему ты, богиня любви, предпочла вместо уюта и тепла семейной жизни и сладости любви мужа принадлежать многим мужчинам и быть ничьей женой? Как могла предать ты честного доброго верного благородного мужа, не чаявшего в тебе души? У тебя нет сердца? Ты не понимала, какую боль причиняешь своей изменой тому, кому измена чужда? Ты сама-то понимаешь, на что променяла хорошего достойного мужа, что разрушила? Неужели тебе не жаль этой потери?
Нана удивлённо взглянула на подругу:
— Что это на тебя нашло вдруг, что ты подняла эту тему? Прежде тебя никогда не волновали мои прошлые отношения с Гефестом.
— А теперь волнует. Я хочу понять, с кем я дружу. Ты ответишь на мой вопрос, почему ты предала его? — Эрешкигаль снова смяла салфетку и вытащила из вазочки сразу три других.
— Он лишал меня внимания.
— Это не повод для супружеской измены. Мужчина обязан чего-то добиваться, чтобы быть достойным своей жены и для этого покидать её время от времени. Или что-то в их отношениях не так… Это не решается прелюбодейством! И вообще, как это Гефест так всё спустил с рук, а не отомстил за неверность?!
— Как же не отомстил, он опозорил меня и Ареса на весь Олимп, набросив тогда на нас ту сеть, которую невозможно порвать, и созвав чуть ли не всех богов, чтобы они созерцали нас — нагими и жалкими. Да ещё и по его требованию мы были в изгнании. Пусть недолго, но были.
— Но этого мало! — Эрешкигаль остервенело швырнула мятые салфетки об стол. — Как это он не кинулся расправиться с вам своими руками, хотя бы на тебя, потому что бОльшая вина всё-таки на жене, потому что соперник только жаждет чужую жену, а жена ещё и предаёт мужа! Почему он не сбросил тебя в Тартар, перед этим замотав в эту сеть, что невозможно порвать, чтобы ты не могла выбраться!
— Да кто б ему это позволил. И вообще, Кигаль, ты сейчас рассуждаешь прямо как мужчины, это у них во всём и всегда жёны виноваты. А ты знаешь, что в разрушенных отношениях всегда виноваты двое?
— Да в чём мог быть виноват этот несчастный, любивший тебя до беспамятства?!
— Да с чего ты решила, что он меня любил?! — потеряв терпение, закричала в ответ Нана. Несколько человек, сидевших за соседними столиками, оглянулись на неё.
— А что же, он мог не любить тебя — такую? Сливки со сливочным маслом. А может, тебе всё казалось мало, сколько тебя ни люби? Мало было внимания, ласк, нежности?
— Конечно, мало. Если твой муж днём и ночью пропадает то в кузнице, то в обществе других, а ты видишь его раз в несколько суток и то не надолго, конечно мало. И так длилось все годы нашего брака. Можно высчитать часы его внимания ко мне.
Эрешкигаль оторопело посмотрела Нане в глаза.
— Как это — несколько суток? — пробормотала она. — Разве он не скучал по тебе, покидая тебя на такое длительное время?
— Конечно, не скучал. У него была главная цель. Он был обделён когда-то, отвергнут своей матерью Герой. И он хоть с виду и простил её, но, видимо, стремился во что бы то ни стало доказать ей, как она была неправа тогда, отказавшись от него только за то, что он был некрасив. Он был одержим идеей убедить её в том, что он лучший из сыновей и из богов. Как известно, мы, боги, способны материализовать что угодно из вещей, но он избрал кузнечное ремесло, чтобы создавать вещи лучше, чем другие боги, чтобы никто не мог быть в этом равным ему. И почти всё время он проводил за созиданием этих вещей — для других богов, чтобы завоевать их расположение и любовь, чтобы каждый из них считал неправой Геру и при случае ткнул ей это в нос.
— Но, может, он делал это для того, чтобы прославиться и быть достойным тебя? — неуверенно пробормотала Эрешкигаль.
— Нет, ради признания в обществе, это было для него самым главным. Он сам мне об этом сказал однажды.
— Странно, неужели ты, богиня любви, не могла возбудить в его сердце такую любовь, чтобы он больше внимания тебе уделял?
— Я старалась. Но у него была железная воля. Он закрывался в своей кузнице и тяжёлой работой лечился от любви ко мне. Видимо, не желал быть рабом этого чувства.
— Не потому ли это происходило, что ты ждала от него любви, а сама его не любила? Наверно, он не хотел страдать от безответной любви.
— Ты не поверишь, Кигаль, но поначалу он понравился мне. Как ты верно заметила, он был верный, честный, добрый и благородный. Меня восхищала его сила воли, его преданность обществу и стремление сделать жизнь на Олимпе ещё счастливее и надёжнее, его умение всех мирить, его доброжелательность. Я была в восторге от его правильности и хорошести, у меня приятно сосало под ложечкой от этого. Когда он попросил Зевса посватать меня за него в награду за то, что он простил свою мать Геру и Зевс исполнил его просьбу, я подумала: «А почему бы и нет? Да, он некрасив, в отличие от других богов, но у кого же ещё такая золотая душа! Моя жизнь с таким мужем будет хороша. А то, что он некрасив, не беда. Я же всё-таки богиня красоты, с годами я сделаю его красивым. Дело это не лёгкое и не скорое, но что с того, времени у бессмертных сколько угодно.» А после свадьбы я поняла, что он не даст мне самого главного, чего я жаждала — любви. Он как бы молотом расплющивал те чувства, что я внедряла в него. Противление любви — это то, чего я не могла ему простить.
— Но в таком случае не честнее ли было бы развестись, а не искать утешения в других мужчинах?
— Я должна была отомстить, — глаза Наны сделались холодными. — Он использовал мою красоту, чтобы потешить свои амбиции, что он, отвергнутый и некрасивый, взял себе в жёны самую красивую, добыл, как трофей. А я хотела любви, а не служить утешительным призом за его ущербность. Он меня разочаровал, а меня нельзя разочаровывать! — Нана сжала пальцы в кулак и стукнула по столу. — Я не прощаю разочарований. Он в прах развеял того Гефеста, придуманного мной Гефеста, которого я была готова любить. Со мной шутки плохи и он должен был это понять. Поэтому я и унизила его изменой, а не просто развелась.
— Разве ты решилась бы так мстить, если бы тебе в мужья достался не этот миролюбивый кузнец, а грозный муж? Решилась бы ты так мстить грозному мужу?
— Я сама могу быть грозной.
— Даааа, твоя внешность на самом деле очень, очень обманчива! Ты кажешься слабой и беззащитной.
— Вот именно. Меня не так просто было бы запеленать в сеть и сбросить в Тартар. Я же не Гера, которую Зевс в наказание мог подвесить за руки между небом и землёй, привязав к ногам наковальни и драть её хлыстом наотмашь.
Глаза Эрешкигаль округлились от удивления и негодования.
— Как? — пробормотала она. — Это просто немыслимо! Что за пантеон у вас, что допускается так жестоко и страшно поступить с женщиной! Бог подвесил богиню за руки, привязал к ногам наковальни и принялся бить хлыстом?.. Ваши боги просто дикари!