Выбрать главу

А еще прободная язва желудка. Потому что мама много нервничала и никогда никому не жаловалась. Любые неприятности терпела стойко и всегда молча. Молчала она даже тогда, когда ее резко согнуло от боли. Не пикнула ни разу, пока везли в больницу. Не произнесла она не звука и когда скончалась через сутки от перитонита — гнойного воспаления брюшной полости.

Я смотрела в холодную темную яму пристально, не моргая. Пыталась навсегда запечатлеть в памяти тот момент, когда по моей вине ее закапывали в землю.

Мы были слепы. Все. Были сосредоточены на себе. Никто не замечал, что ей было плохо. Что за дежурной улыбкой скрывался одинокий человек, которому тоже необходимы были внимание, участие и забота. Мы просто привыкли. К тому, что она рядом, что знает и контролирует все процессы, что умело руководит хозяйством и нашей жизнью.

Мы все были глухи и слепы друг к другу. Никто из нас не хотел замечать очевидного. Я из-за того, что чувствовала себя неуютно рядом с чужим человеком в нашем доме. Она — из-за того, что не верила, что этот человек может представлять какую-то опасность для меня.

— Как ты можешь такое говорить, Нана?! — Она в ужасе прикрыла рот рукой, обронив на пол кухонное полотенце. — Дядя Жора тебе как папа! Он воспитывал тебя с восьми лет! С восьми! — Все это шепотом. Задыхаясь.

— Мама. — Мое лицо густо покрылось краской. — С тех пор, как он увидел меня там, в ванной… — Ток. Ток. Сердце грозилось вырваться из груди. — Он…

— Бог с тобой, девочка. — Она буквально рухнула на стул. — Да он же к тебе как к дочери… Как же ты…

— Все изменилось, мама! — Я тоже старалась шептать. Надежды на то, что разговор останется между нами двоими, рушились с каждой секундой. Не этого я ждала, не этого хотела. — Он смотрит на меня так… Мне страшно!

— Не говори ерунды! Сейчас мы у него самого спросим.

— Господи, нет-нет-нет! — Вцепилась в ее рукав, умоляя.

Но мама уже крикнула:

— Жора! Иди скорей сюда!

И из гостиной послышались тяжелые шаги.

На глаза навернулись слезы. Хотелось провалиться под землю. Я отвернулась к окну.

Тихий маленький городок пах морем. Ветер трепал белое белье, развешанное во дворе. Складно так хлопал, поднимая тонкую ткань и резко опуская вниз. От этих хлопков разлетались голуби. У соседнего дома тетя Рузана громко отчитывала за что-то своего мужа. Петунии на ее клумбе вовсю набирали цвет. Розовые, белые, пурпурные. И самые красивые — коралловые. Мои любимые. Смотрела бы вечно.

— Она сказала, что ты посадил ее на колени. — Эти слова раздавались эхом за моей спиной.

— И что?

Как не пыталась отрешиться, звон в ушах только нарастал.

— Как ты могла подумать про меня такое, Нана!

— Сказала, что в шестнадцать лет девочек не сажают на колени. Оно и понятно, но ведь ты ей как отец. Я это же и сказала!

— Да я же ее чуть не с пеленок растил…

— Стыдно!

— У меня сердце прихватило!

И каждая фраза превращалась для меня в очередной отголосок. В очередной отзвук где-то вдали.

Мне было стыдно за то, что посмела так подумать про своего отчима. Мне было жалко, что она не выслушала меня, а вместо этого подняла шум. Очень больно. Ведь если бы я тогда не обиделась и не закрывалась бы у себя в комнате несколько дней подряд, то обязательно бы заметила, что мама терпит адскую боль. Сжимает зубы до скрипа и терпит. Терпит. Терпит.

— Не плачь, не плачь. — Услышала металлический голос у себя над ухом. И чья-то шершавая рука грубо стерла слезы с моей щеки. Почувствовала, как он обнял меня. Сжалась и пожалела, что не могу уйти вслед за мамой. Зажмурилась, желая раствориться и исчезнуть, чтобы не чувствовать его прикосновений. — Не плачь. — Повторил отчим, стоя на краю могилы и держа меня за плечи. — Все наладится. У тебя есть я. Теперь мы с тобой остались только вдвоем.

И обнял еще крепче.

4

Илья

Утром перед тем, как пойти в институт, еще раз заглянул в гараж: украденная тачка все еще стояла на своем месте, накрытая тентом. Вчера, после того, как отвез Карину домой, вернулся и сразу завалился спать. Нет, сначала, конечно, содрал с постели белье, пахнущее чужими дешевыми духами и грязными утехами, и зашвырнул его в ванную. Плечо ужасно ныло, усталость давила громадной скалой, поэтому ни звуки пьяных выкриков, ни долбящая по ушам музыка не смогли мне помешать тут же провалиться в сон.

Разговаривать с братом утром не стал. Решил подождать и посмотреть, что будет дальше. Избавится ли он от машины, попросит ли моей помощи, и как, вообще, будет выкручиваться. Надоело брать постоянно ответственность на себя. Пора и ему было уже повзрослеть.