— Я же сказал уходить.
Он силится что-то сказать, бесполезно открывает и закрывает рот, но в конце концов только мотает головой и крепче сжимает руки на пистолете, отчего тот виляет из стороны в сторону еще заметнее. Стикс снова мотает головой и смотрит в сторону.
Ладно. Ты проделал весь этот путь ради мести. Ты влип во все это ради мести. Ты втянул в это его, его мертвых друзей и Дайса — ради мести. И при этом — Амелия все еще жива, там в сторожке, рядом с трупом. Ты дерьмовый друг, но ты можешь помочь Стиксу остаться другом... нормальным. Правильным. Это цель, и твой шлем на месте. И свалка — хреновое убежище, когда за дело берется Джинн.
— Идем, — киваешь ты Стиксу.
Он смотрит на тебя с неверием, и ты почти слышишь, как у него в голове ворочаются мысли и догадки, как он сопоставляет таблетки и шлем, Вика и Джинна.
— Просто держись поближе и слушай, что я говорю, — добавляешь ты.
Вместе вы идете, огибаете мусорные кучи, перелезаете через металлические сетки. У Стикса есть рация, и кто-то из работников подсказывает по ней, где видел мафиози. Туча наконец-то проливается тяжелым дождем, и в воздухе виснет запах нечистот и гнили. Ваши ноги скользят в мусоре, ваша одежда мгновенно становится мокрой, шаги тяжелыми, а взгляды затуманенными, но все же это не какой-то там отчаянный поход за местью.
Нет.
Четверо, из которых один ранен, это — мелочи. Это сущая ерунда, когда вас двое на знакомом поле. Это чертова охота, а не бой.
Проходя мимо гидравлического пресса, вы видите, как трое работников избивают мафиози — они все же оставили раненого за собой, или он отбился сам и не сумел спрятаться. Один из людей отвлекается и провожается вас тяжелым взглядом. Когда пресс остается за спинами, вы слышите шум механизма и надсадный вопль — окраины могут быть очень жестоки.
Вы продвигаетесь дальше по подсказкам через рацию.
Ты не говоришь Стиксу стрелять в голову — дольше будет целиться. Пусть стреляет куда может, как только появится шанс, со всем остальным разберешься ты.
Дождь встает стеной, когда вы настигаете двоих. Ты оборачиваешься взглянуть, готов ли Стикс. Тот судорожно кивает. По его лицу ручьями течет вода, но он не моргает, взгляд сосредоточенный, серые глаза отдают кислотной синевой, в сетке полопавшихся капилляров. Он успел глотнуть химии, пока ты не смотрел, но, видимо, несколько дней на помойке и Дайс отучили его пить дерьмовые стимуляторы по сто раз на дню — он не под кайфом, он лишь на пределе. На том пределе, ради которого и были созданы стимуляторы.
Он двигается к ним быстрее тебя, и двигается неосторожно — мусор съезжает лавинами вместе с ним. Но он не теряется, в мусоре он как в море, и он отличный пловец. Он успевает выстрелить дважды, прежде чем нырнуть к торчащему посреди кучи старому холодильнику.
Хм, приметил заранее или удачно среагировал?.. Пуля бьет по желтой от старости стальной дверце.
Ты тоже стреляешь, и твои выстрелы точнее, конечно. Стикс выглядывает из-за холодильника и, увидев тела, выходит, подбирается ближе. Рассмотрев мафиози в подробностях, он добивает их — спокойно и безжизненно. Крыса, ошалевшая от дождя и шума, бросается ему под ноги и пытается забраться по штанине. Стикс дает ей это сделать, потом берет ее в руки, не обращая внимания на визг и впившиеся в его пальцы зубы, и осторожно, баюкая на локте, относит в сторону. Кладет под ржавый козырек, торчащий из мусорной кучи. Туда, где не так много воды.
Это напоминает тебе кое-что, и ты рад, что шлем скрывает твое лицо. Это напоминает тебе...
Тебе за всю жизнь не воспитать в себе столько болезненной человечности, сколько есть у...
Ты дергаешь головой в сторону. «Пошли, пора». Стикс отходит, слушая рацию.
— Еще один? — спрашиваешь ты, перекрикивая дождь. — Должен остаться один!
— Говорят, двое! — кричит Стикс в ответ. — Ты просчитался! Но вряд ли их должно быть больше десяти всего, да?! Это было бы глупо!
Он прав — машин две, и десятерых туда уже трудно было бы затолкать, то есть вам, самое большое, осталось еще четверо. И Стикс растерял где-то свое заикание.
Возможно — в смехе.
Смех отличная защитная реакция. Куда лучше плача. Он молодец, он далеко пойдет, если выберется отсюда живым. И он выберется, это точно.
Спустя еще тридцать минут — и еще два тела — кто-то со свалки умудряется поднять в воздух дрон и указывает вам на последнего. Дождь уже прекратился, и потому вы слышите, как долго и отчаянно он матерится, даже умирая.
Вы возвращаетесь к воротам. Окраины не спят, и машины уже растащены на запчасти, и два поставленных на ноги местных бота тянут остов в сторону гидравлического пресса.