— Вы под нас копаете…, - прорычал отец.
— Исчезновение Михаэля Анна признала сама в порыве истерики во время моего звонка. А возвращение – это общедоступная информация в больнице, - пожал он плечами, - Я не копаю. Это просто моя работа.
Родителям откровенно не нравился этот тип. Да никому он не нравился. Но говорит он как-то… слишком прямолинейно, что ли. В отличие от Альберта и всех приближённых Императора, Уайт не скрывает, не юлит и во всём признаётся. И это создаёт противоречивые чувства.
— Понимаю, вам и так оплачивают больницу и обучение, вам много чего предлагают. Дайте угадаю… Евгений за вас цепляется? И интересны ему, конечно же, только актёрские данные! Ну да, конечно, – хмыкнул он.
У мамы дёрнулась бровь. Уайт попадает ровно в цель.
— Вы понимаете, что значит быть должником дьяволу и некроманту? Думаете ваш Император делает это всё за бесплатно? – улыбка пропала с его лица, и он развернулся, - Ничего не бывает просто так. И однажды с вас потребуют плату, о которой не упоминали.
И уже второй странный мужик, второй шпион от второй страны, молча пошёл куда-то в сторону выхода с этого небольшого прибольничного парка.
Да уж…
Я и позабыл, что значит быть исключительным ребёнком. Все действительно так сильно хотят забрать у меня детство? Теодор и Август – проекты своих родителей, перспективный актив. Катя, Суви – товар, который принесёт прибыль при «продаже» в брак.
У детей высшего света вообще есть хоть шанс на нормальное детство? Или все вокруг рожают, чтобы с нас что-то поиметь?!
Дебильное высшее общество!
— А можно вопрос? – неожиданно спросил я Уайта.
— Конечно? – развернулся американец.
— Вы не оставляете звука шагов. Почему? Это магия?
У меня аномальный слух. Нечеловеческий. И тем не менее, даже сейчас – под Уайтом лишь прогибается снег, но шагов не слышно.
— А, это…, - он хмыкнул, нагнулся и задрал штанину по колено, - Потому что включён такой режим, Михаэль.
Там не было кожи. Не было плоти. Всё что было под его одеждой – серебренная сталь с мерцающими синими линиями.
Затем он задирает рукав, показываю металлическую руку, и расстёгивает пуговицу на белой рубашке, показываю ровно тот же метал с синими вкраплениями.
— Моё тело разорвало пять лет назад. Оставались лишь сердце и голова, а одарённым я никогда не был. «Оазис Интертеймент»… воскресила меня техномантией, - улыбнулся он, - И пока у вас Мёртвый Легион, у нас он Механический, - он застегнул рубашку и развернулся, - Плоть слаба, Михаэль. Когда-нибудь ты это поймёшь. До свидания.
Я промолчал, смотря вслед слиянию человека и машины. Так он и ушёл, оставляя нас наедине с мыслями.
И забавно, но мы с отцом подумали ровно одно и то же. Только он сказал это первее.
— И в итоге ты такой же должник, только не Императору, а прогрессу, - вздохнул он, качая головой.
— Теорема Эскобара, - покачала мама головой, - Ладно, пойдёмте собираться. Скоро ведь на выписку.
Я глянул на своего недостроенного снеговика. Затем на свою отрубленную руку. Блин…
А с протезом бы давно достроил.
— Эх…
*****
Это произошло буквально с порога. Я уже предвкушал возвращение домой. Уже радовался запаху подъезда, даже улыбнулся бомжу во дворе! Ностальгия щекотала мозг, предвкушение Земной жизни и человеческих благ зажигали во мне радость!
Но последствия моих действий, похоже, теперь никогда от меня не отстанут.
На пороге стояла бабушка и уже нас ждала.
— Бросайте вещи, я вас телепортирую, - сказала она.
Мама недоумённо на неё посмотрела, а батя… такое ощущение, что знал о чём речь. Будто был предупреждён. Я заметил его странную реакцию. А ну ка?..
— Куда, бабуль?.., - спросила мама, скидывая мой рюкзачок, потому что тяжести мне пока нельзя.
— Ко мне в дом.
— А… зачем? Мишка только же вернулся?
— Увидите.
Она была немногословна. Впрочем, как все эти полмесяца. Я же говорил, что мы виделись раза три? Она извинялась, переживала, что так резко меня навещает, но я знал чем она занимается, и что у неё на уме.
И сейчас это достигло апогея, что прекрасно по её немногословию.
Мы встаём в круг, бабушка берёт нас за руки и нас поглощает огненная вспышка! На удивление, телепорт у Василисы очень мягкий, мои силы он почти не жрёт, так что можно.
Пах! Мы вываливаемся в привычном дворике бабушкиного дома! Снежок, птички поют, утро. Эх, ляпота! Как же я по этому ску…
— Михаэ-э-эль! – я услышал женский бархатный голос.
По спине побежали мурашки. Я поворачиваюсь и вижу её. Высокую, черноволосую. Одетую как снегурочка, только в фиолетовое и вычурное.