В Сорренто Нансен встретил одну норвежскую даму. Я очень устал и пошёл спать, а норвежская дама пожелала танцевать, а поскольку партнёров не хватало, то мне пришлось отказаться от сна. Нансен дал мне время переодеться, а потом под аплодисменты дам втащил в гостиную, где все только меня и ждали.
В другое же время он мог быть сосредоточен и погружён в себя так, что мог часами сидеть, не произнося ни слова. Я видел его у подножия Везувия, среди развалин Сан-Себастьяно, меланхолично взирающим на потоки застывшей лавы. Сан-Себастьяно был разрушен после извержения вулкана в 1874 году. Осталась только одна церковь. Вот возле этой церкви на куске лавы я и видел Нансена, который сидел там час за часом, не шевелясь и вперив взгляд в пространство. Мы много раз пытались расшевелить его, звали присоединиться к нам, но он даже не двигался. Позже, по дороге домой, когда мы с ним шли отдельно от остальных под руку, я вновь стал разговаривать с Нансеном. Но он в ответ не проронил ни слова и оставался безмолвным».
В Неаполе Фритьоф свёл тесное знакомство с тремя женщинами. Надо сказать, что для него было обычным иметь несколько романов параллельно. Не изменил он своим привычкам и после женитьбы.
В Италии он познакомился с Юханне Силов, учительницей из Халдена. Ей было 43 года, но 25-летнего Фритьофа это не смутило.
Вместе с ней он лихо отплясывал живую и страстную тарантеллу, в которой, по свидетельствам очевидцев, ему не было Равных. Не много было норвежцев, которые могли похвастаться таким искусством. В каждой области Италии тарантеллу танцевали по-разному, а вот в Неаполе этот танец «применялся» для ухаживания за девушкой и исполнялся парой. Часто случалось, что один старался танцевать быстрее другого, и в итоге танец превращался в состязание, кто кого перепляшет. Недаром Р. М. Рильке писал в письме от 20 февраля 1907 года:
«Что за танец: будто выдуманный сатирами и нимфами, древний — и воспрянувший, и вновь открытый, окутанный воспоминаниями; коварство, и дикость, и вино, мужчины снова с козлиными копытами и девы из свиты Артемиды».
Судя по всему, Нансен действительно пытался флиртовать с девушками во время танца, потому что фрёкен Силов сочла, что её кавалер заходит слишком далеко в танце, и предложила ему поменять партнёршу. Фритьоф с удовольствием принялся отплясывать с юной подругой Юханне Марте Кристенсен, которую тут же прозвал «фрёкен Сорелла» — «фрёкен Сестра». Вместе с двумя соотечественницами он танцевал в Неаполе, Амальфи, Сорренто и на Капри. Когда же им пришло время расставаться — отпуск подружек подходил к концу, — Нансен проводил их на вокзал, посадил в поезд и «почувствовал, что солнце зашло», как он писал вскоре Юханне.
Отношения со своей пассией, с которой у него, скорее всего, был платонический роман, Фритьоф продолжал поддерживать и после возвращения домой.
Но вскоре после отъезда прекрасных дам Нансен утешился, потому что впервые по-настоящему серьёзно влюбился — в Марион Шарп из Эдинбурга. Марион приехала в Неаполь вместе с матерью, с которой они совершали поездку по Европе.
Обе дамы испытывали к Нансену добрые чувства, правда разного свойства: матери нравился «белокурый викинг», как она называла его, за увлечённость наукой и начитанность, а Марион просто влюбилась. Втроем они совершали поездки по побережью и гуляли, взявшись за руки. Всё тот же венгерский приятель Нансена вспоминал:
«Нередко стояли мы лунной ночью у большого отеля вместе с несколькими бродячими музыкантами, которые наигрывали серенаду в честь обитавшей в отеле юной англичанки».
И так прекрасно знавший английский, Нансен теперь уже в упоении часами читает своей возлюбленной стихи Байрона и Китса на языке оригинала.
Его чувства столь серьёзны, что, когда мать с дочерью отправляются дальше путешествовать по Европе, он едет за ними, неожиданно прекратив работу на биологической станции. Но и Марион умеет принимать неожиданные решения — в Швейцарии она объявляет Фритьофу, что между ними всё кончено. Выяснение выходит бурным, но основными аргументами Марион были: различные взгляды на жизнь, отличное друг от друга воспитание, взаимонепонимание, разные взгляды на эротику и совместную жизнь. «Я была не права и очень о том сожалею, — написала она Фритьофу позднее, — что дала тебе основание относиться ко мне как к возлюбленной, но не подарила тебе свою любовь».