Вечером 14 августа после праздничного обеда из чаек, оставив на берегу придавленные камнями лодки с запасом пеммикана, записями о пройденном пути, а также найденный в мёртвом селении череп эскимоса, путешественники отправились в поход, взяв направление на Кристиансхоб — одно из гренландских селений-городов. Тащить тяжеленные сани в гору, преодолевая многочисленные трещины, было очень нелегко, а потому шли поначалу медленно.
Передвигались путешественники ночью: рыхлый снег схватывался морозом, образовывалась крепкая ледяная корка, и сани не проваливались в снег.
Шли тяжело, поскольку очень часто в трещины проваливались не сани, а сами участники экспедиции. Поскольку сани были привязаны к ним ремнями (или они к саням?), то выбраться удавалось довольно быстро, но можно себе представить, что ощущения были не из приятных. «Земля вдруг уходила из-под ног, — записал Нансен в дневнике, — и ты оказывался болтающимся в воздухе».
16 августа полил дождь.
«Мы, — писал Нансен, — надели ветронепроницаемую одежду, но так как непромокаемой она не была, то скоро на нас не было ни одной сухой нитки. Хотя и был резкий ветер, мы не мёрзли. Работа с санями греет хорошо, но чувствовать, как к телу везде прилипает одежда и мешает движению, не так уж приятно».
Привал пришлось сделать рано, чтобы переменить одежду и выпить чаю, но вскоре дождь так разошёлся, что отдыхать пришлось три дня.
После дождя оказалось, что трещины стали ещё больше, и всё время приходилось менять направление, чтобы хоть как-то подниматься вверх, на купол.
К 26 августа подняться удалось на высоту 1880 метров.
«Читая дневник Нансена, — писал Э. Шеклтон, — каждый оценит, насколько высока была ответственность начальника экспедиции. Хотя он продумал каждую деталь снаряжения и очень тщательно готовил свою экспедицию, не следует забывать, в каких невероятно трудных и совершенно незнакомых условиях она проходила. Молодому исследователю предстояло провести своих спутников с нагруженными санями по пути в сотни километров по леднику, изрезанному трещинами, где им всем пришлось вести ежедневную суровую борьбу с глубокими снегами.
<…> Ежедневная тяжёлая работа — волочить сани то по гладкому льду, то по глубокому мокрому снегу — словно высвечивала характер и способности каждого. Нансену повезло с тремя соотечественниками. Свердруп стал его близким другом и ближайшим помощником, с которым он всегда советовался, перед тем как принять ответственное решение. Этот сдержанный и молчаливый норвежец был бесстрашным и опытным лыжником, прекрасным спортсменом, а его золотые руки не раз выручали путешественников на протяжении всей экспедиции.
<…> Дитрихсон, тоже прекрасный лыжник, обладал неизменно весёлым нравом и завидной жизнерадостностью, что очень подбадривало усталых путников. Он всегда восхищал Нансена тем, что, несмотря на смертельную усталость, в минуту опасности, с распухшими, замёрзшими руками не прекращал вести дневник метеорологических наблюдений. <…> „Нам нечего терять, кроме наших жизней“, — повторял он свой девиз. Способность Дитрихсона не замечать холода и усталости была поистине невероятной. Побывав дважды в течение пяти минут в ледяной воде и не имея возможности снять с себя заледенелую одежду, он отнёсся к этому „неудобству“ с полным пренебрежением».
С лапландцами Нансену повезло меньше, но об этом мы уже писали. Они были скорее балластом, чем равноправными членами экспедиции. Равна же и вовсе пал духом — он плохо говорил по-норвежски и всё время вспоминал с тоской своих оленей.
Нансен был недоволен скоростью прохождения маршрута, и тут на помощь экспедиции пришёл попутный ветер и сообразительность самого руководителя. Фритьоф решил идти не в Кристиансхоб, а в Готхоб, а на сани установить паруса. Путь сокращался на 125 километров, а научная ценность нового пути была выше: материковый лёд был в этом направлении практически не изучен, а вот в направлении Кристиансхоба хорошо описан двумя экспедициями Норденшёльда.
«Итак, — писал Нансен в своей книге, — вечером мы поставили паруса и двинулись в путь. Ветер хорошо помогал нам. <…> Мы устроились так, что двое шли перед каждым паромом, состоявшим из трёх связанных саней, и тянули его, а один шёл сзади, направляя его. При таком способе мы двигались вперёд хорошо. Так продолжалось несколько дней при бушевании метели. По ночам ветер бывал очень сильный, и я боялся, что палатку, которая служила парусом, разорвёт на куски. Утром приходилось откапывать сани из-под снега, отвязывать их друг от друга и снимать весь груз, чтобы хорошенько очистить полозья ото льда и примёрзшего снега. Затем снова сани ставились, нагружались и ставился парус. В метель и мороз эта работа была незавидная, особенно с узлами, которые надо было вязать голыми руками. <…> Самой неприятной работой было ставить по вечерам палатку. Прежде всего, пол палатки, который мы использовали в качестве паруса, должен был пришнуровываться к стенам, а это приходилось делать голыми руками. Бывало, мы обмораживали за этим делом все пальцы, но, потерев их и похлопав руками, нам удавалось кое-как сохранить их, затем следовало ставить палатку поосновательнее, чтобы она устояла на ветру, и только тогда мы могли входить в неё и укрываться от ветра».