Нансен прошёл из своего дома к берегу, где его ждала моторная лодка с «Фрама». Расставание с Евой и крошечной Лив, как позднее признается Фритьоф, было самым тяжёлым моментом путешествия.
Ева очень тосковала по мужу — после его отъезда она несколько дней не выходила из дома. Но, как всегда, она поддерживала его планы и писала:
«За меня не бойся. Пройдёт время, и печаль немного утихнет, а душа успокоится. Я ведь всегда тебе говорила, что верю в тебя. Я знаю, ты — избранник судьбы, и в один прекрасный, счастливый день ты вернёшься с победой. И тогда не будет конца твоему и моему счастью и счастью Лив».
Нансен отвечает ей:
«Я долго сидел и смотрел на твой портрет, нарисованный Вереншёльдом. Как хорошо, что он со мной. Потом вынул твою фотографию и поцеловал её. Я достал альбом со всеми фотографиями Лив и твоими. Милая, удивительная наша малышка Лив! И я просто заболел от тоски по тебе, дорогая моя Ева-лягушечка. Здесь, в моей маленькой каюте, меня окружают воспоминания о тебе, и я ещё много раз часами буду мечтать о тебе. Любовь светится в каждой строчке, в каждом слове твоих писем, и они находят отклик глубоко-глубоко во мне. Ах, как прекрасно так крепко любить, разве не делает это жизнь совсем другой, и разве не прекрасна тоска, вопреки всему? Ведь мы обладаем друг другом во всех наших воспоминаниях, во всех мыслях, в нашей бесконечной любви. Пускай нас разделяет даль, что из того? Всё снова наладится, и, пока наши мысли будут находить дорогу к нашим сердцам, мы всегда будем вместе. А там, глядишь, мы встретимся опять, живые и здоровые, и счастье будет безгранично. Ты ведь знаешь, я и сам не могу сказать, сколько пройдёт времени, но долго ли, коротко ли придётся ждать — жди смело и знай, что мы хорошо снаряжены и наверняка вернёмся домой. Я совершенно спокоен в этом отношении, никакого несчастья быть не может, я уж позабочусь, и рано или поздно я вернусь».
Плавание «Фрама» протекало почти в точности по плану Нансена. В июле 1893 года экспедиция покинула Норвегию. В Вардё — «столице» рыболовов Финнмарка, норвежской провинции на побережье Северного Ледовитого океана, — экипаж «Фрама» простился с родиной. 21 июля «Фрам» начал свой путь в Баренцево море, освещённый лучами холодного северного солнца.
Однако вскоре погода испортилась, и судно вошло в полосу густого тумана. Четыре дня «Фрам» на полных парах шёл в сплошном белом «молоке» на восток, но 25 июля выглянуло солнце — и путешественники увидели Новую Землю. Едва успели сориентироваться, как тут же стало пасмурно.
«Фрам» отправился к проливу Югорский Шар и 27 июля впервые встретил лёд. Он шёл узкими полосами и не представлял особой опасности, но из-за тумана пришлось лечь в дрейф. А на следующее утро уже показался старый тяжёлый лёд. Никто не ожидал, что препятствия начнутся так рано. Однако, когда туман рассеялся, «Фрам» показал свои превосходные качества.
В дневнике у Нансена появилась следующая запись:
«Уже при этой первой схватке со льдами поняли мы, какое превосходное ледовое судно „Фрам“. Вести его сквозь тяжёлые льды — истинное наслаждение. Его можно вертеть и поворачивать, как колобок на блюдце. Не было такого извилистого и тесного прохода, через который нельзя было бы провести „Фрам“. Но как это трудно для рулевого! То и дело раздаются команды: „Право руля!“, „Лево руля!“, „Прямо!“, „Ещё право руля!“ — и так беспрерывно. Рулевой только и делает, что крутит и крутит штурвал, обливаясь потом; рулевое колесо вертится, словно колесо самопрялки. И „Фрам“ виляет и проходит между ледяными глыбами, даже не задевая их. Была бы только самая узенькая щель — „Фрам“ проскальзывал сквозь неё. Где никакого прохода не было — судно грузно ложилось на лёд, таранило его изо всей силы своим покатым форштевнем и подминало лёд под себя, раскалывая ледяные глыбы надвое. И какая прочность! Когда „Фрам“ идёт полным ходом, не слышно ни треска, ни звука, корпус лишь чуть вздрагивает».
29 июля корабль уже плыл по Югорскому Шару, приближаясь к Карскому морю. Днём в посёлке Хабарово забрали ездовых собак, приготовленных Э. В. Толлем. Ещё было нужно погрузить тонну угля, но судно, его вёзшее, задерживалось.
Нансен, некоторые члены команды с прибывшими на судно ненцами, группой русских промышленников и купцом А. И. Тронтхеймом отправились на берег.
«Мы пристали к берегу и вытащили лодку в маленькой бухте у восточного устья пролива. Облюбовав цепь холмов, зашагали к ним с ружьями за плечами. Шли по такой же плоской, волнообразной равнине с невысокими холмами, какую видели везде в окрестностях Югорского Шара. По равнине стелется коричнево-зелёный ковёр из трав и мха, усеянный цветами редкой прелести. Всю долгую сибирскую зиму тундру одевает толстым покровом снег. Но едва лишь расправится с ним солнце, как из-под последних исчезающих снежных сугробов пробивается целый мир маленьких северных цветочных побегов и, стыдливо краснея, раскрываются чашечки цветов, улыбающихся сиянию летнего дня, заливающему светом тундру.