Леса туго натянулась струной. Форель кружила, потом понеслась в сторону.
Фритьоф побежал по берегу, перепрыгивая с камня на камень, спотыкаясь, плюхаясь в воду, взметая фонтаны брызг, но не выпустил из рук удилище. На излучине реки произошла решительная схватка. Фритьоф знал, что леска, хотя и тонкая, достаточно прочна и выдержит напряжение, а гибкое ореховое удилище тоже не так-то легко сломать.
Форель кружилась на месте, то рвалась вбок, то ныряла вглубь. Рыбак заодно со своей добычей выплясывал дикий танец на берегу. Лицо его раскраснелось, пот катил градом, глаза уставились в точку, где леска скрылась в воде.
Наконец форель, обессилев, сдалась: всплыла, перевернувшись брюшком кверху. Фритьоф осторожно подтянул ее к берегу. Вытащил! Рыба затрепыхалась на песке, разинула пасть, большая, блестящая.
Фритьоф не мог скрыть своей радости, его большие 'голубые глаза сияли от счастья. Он ощущал себя мужественным, сильным, ну совсем таким, как сам Робинзон Крузо.
Вскоре на берегу запылал костер, длинные языки его лизали ветви сосны, заставляя сочную хвою лопаться от жары. А торжествующие охотники подбрасывали в огонь еще и охапки хвороста.
Когда люди так юны и счастливы, время проносится удивительно быстро. Ни Фритьоф, ни его браг не заметили, как подкрались сумерки, сделав окружающий мир таинственным, необъятным.
Костер уже догорал, но под сероватым пеплом еще тлели угли. У самого края костра, тесно прижавшись. друг к другу, спали братья. Рядом дремал усталый Санг. Вдруг он взвизгнул и, все так же лежа, не подымая головы, быстро задвигал лапами. Ему что-то приснилось: то ли заяц, за которым он побежал вдогонку, то ли соседская кошка, встречи с которой неизменно завершались яростной схваткой.
Фритьоф приподнял голову, оглянулся тревожно. Вокруг никого, ничего. Неугомонная река все так же шумно, безостановочно продолжала свой бег к морю. Издали донесся вопль ночной птицы. Затем какой-то шорох и подозрительный треск ломающихся веток послышались так близко, что Санг вскочил на ноги. Страшно в таком темном лесу. И давно пора домой!..
— Эй, проснись, вставай! — Фритьоф принялся; расталкивать брата.
Александр трусил, потому прикидывался совсем сонным. Пришлось попрыскать его холодной водой из реки. Живо вскочил!
Фритьоф взял брата за руку и повел в таинственный лесной мрак.
Нет нужды описывать путешествие, полное явных и мнимых опасностей. Кто не знает, как в детстве пугает лесная темь, населенная неведомыми сказочными существами. Обычно молчаливая, чаща вдруг оживает: то послышатся в ней какие-то странные, пугающие голоса, то вспыхнут яркими огоньками чьи-то следящие глаза, то возникнут и вмиг исчезнут огромные, чудовищные тени. Конечно, это балуются лешие, водяные, вурдалаки и прочая нечисть, испокон века обитающая в лесном царстве.
А как коварны в лесу ямы, скрытые буреломом, и совсем не легко вскарабкиваться на отвесные скалы, продираться сквозь колкие кустарники и тесный строй деревьев, простирающих навстречу свои длинные, цепкие лапы!
Если забредешь в дебри Нормаркена ночью, то испытаешь невесть какие страхи. На каждом шагу там подстерегают опасности, рожденные вымыслом и действительностью.
Нет людей, ничего не боящихся. Храбрец, как и все люди, испытывает страх, однако он преодолевает его и смело идет навстречу опасности. Фритьоф и его младший брат в испуге шарахались от собственной тени. Александр даже всплакнул, когда из зарослей папоротника неожиданно выскочил лохматый черный зверь.
— Стыдно плакать! — прикрикнул Фритьоф, хотя сам изрядно струхнул, приняв Санга за волка. — Не будь плаксой! Ты не маленький, надо сдерживать себя.
Последние слова часто приходилось слышать от матери, и Фритьоф даже повторил их с той же суровой и одновременно нежной интонацией. Покровительственно взял он младшего брата за руку и повел навстречу грозным лесным призракам.
Брели они в полном молчании, долго. В темноте спотыкались, падали, а поднявшись на ноги, снова упорно продирались сквозь зеленые преграды. Не скоро выбрались из нормаркенской чащи. Когда, наконец, показалась усадьба Сторе-Френ, настала уже глубокая ночь.
— Что там за огоньки? — прошептал Александр. — Бон в роще и на берегу тоже… Бегают с фонарями. Что случилось?
— Нас ищут. Беспокоятся, думают, утонули… — мрачно откликнулся Фритьоф. — Ну и попадет нам!..
Мужество вовсе покинуло его, когда из темноты послышался голос матери:
— Вы ли это, дети? Где пропадали?
В семье Нансенов ложь считалась самым великим грехом: „Лгут только трусы. Говорите всегда правду!“ Потому на вопрос матери Фритьоф ответил без-обиняков: