— Вам нужен точный адрес?
— Почему я здесь? Я… я больна?
— Нет, — засмеялся молодой голос. — Вы совершенно здоровы — пока.
— Что здесь происходит? — уже решительно спросила я. Мой товарищ по несчастью явно не хотел разрешить моё недоумение, а, между тем, жуткая нелепость ситуации тревожила меня всё больше и больше.
— Ничего особенного, сударыня, — ответил молодой голос. — Всего лишь небольшое недоразумение, которое, увы, не спешит заканчиваться.
На ум мне пришли некоторые детали услышанного разговора.
— Но как же, сударь… Вы… Мне показалось, вас держат здесь против воли, отказывают в пище?..
Он снова засмеялся, и я уж подумала: мой собеседник сейчас примется заверять меня, мол, всё это делается для его же блага. Но я ошиблась.
— Ах, это! — небрежно произнёс молодой голос, словно речь шла о нестоящих внимания мелочах. — Всего лишь попытка изменить мои убеждения, не более того.
— Но… — опешила я. — При чём тут я?!
— Не стоит кричать, уверяю вас. После недели, проведённой здесь безо всякого питания, мой слух необыкновенно обострился.
— Я… извините. Я прошу прощения.
— Ничего страшного, — заверил меня товарищ по несчастью. — Кое-что я могу для вас прояснить, только ради всего святого, не надо кричать. Обещаете?
Я молча кивнула.
— Очень хорошо. Итак, сударыня, пожалуйста, не кричите и не делайте резких движений. А теперь — медленно, не торопясь, — посмотрите на свою правую руку.
Поразившись, что так и не подумала выяснить причины странной тяжести на правом запястье, я выполнила приказ. Увиденное, было настолько несуразно, что мне понадобилось несколько минут на осознание происходящего.
— Здорово же вас ударили, если вы до сих пор так плохо соображаете, — отрезвил меня молодой голос. Я вздрогнула, выходя из оцепенения, и ущипнула себя за палец. Нет, это не сон, это реальность.
Мою правую руку плотно охватывал стальной браслет, от которого к стене шла, свёртываясь петлями на кровати, длинная толстая цепь.
В глазах у меня помутилось, сознание затуманилось, а в ушах зазвучал тихий ровный гул.
Этого всего просто не может быть.
Придя в себя, я обнаружила, что во время забытья откинулась на подушку и снова закрыла глаза.
— Ну? — нетерпеливо позвал молодой голос. — Сударыня! Вам уже лучше? — Он не спрашивал, а скорее утверждал или приказывал.
Я хотела было возразить, но внезапно поняла, что он прав. Забытье, в которое я провалилась, полностью излечило меня от дурноты и головной боли, помогло прочистить мысли.
Я села на кровати и огляделась по сторонам.
Мои глаза вполне приноровились к тусклому освещению, и я сумела разглядеть, что нахожусь в просторной комнате с неровно покрашенными стенами и плохо побеленным потолком: по штукатурке в разнообразных направлениях змеились глубокие трещины. Я лежала на кровати вроде тех, которые стоят в домах призрения; на жёсткий матрац не была постелена ни простыня, ни покрывало, и подушка обходилась безо всякой наволочки. Одета я была в то платье, в котором вышла из лавки, но шляпка, накидка и шарфик куда-то пропали. И — только сейчас обратила на это внимание — я лежала на кровати прямо в заляпанных уличной грязью туфлях!
Это открытие шокировало меня едва ли не больше цепи, приковывающей меня к стене. Лежать на кровати в туфлях, ужас какой.
Надо мной в стену были вбиты два массивных крюка: на одном, верхнем, висела масляная лампа, ко второму крепилась цепь.
В дальнем углу комнаты я увидела нечто вроде матраца или тюфяка, на котором скорее угадывалась, чем различалась фигура сидящего человека со сложенными за спиной руками.
— Крыс здесь нет, — с сожалением произнёс товарищ по несчастью. — Можете не бояться, если вас это волнует.
Крысы?! Мне даже не приходила в голову возможность подобного соседства!
— Вам вообще здесь нечего опасаться, — всё с тем же сожалением сказал он. — Во всяком случае, пока мы вдвоём.
Он тряхнул плечами. Зазвенела цепь. Оказывается, этот человек не по своему желанию держит руки за спиной, его заковали. Бедняга, ему, должно быть, больно и неудобно так сидеть…
— Да, — подтвердил мой товарищ по несчастью. — Обо мне наши «друзья» позаботились больше, чем о вас, можно даже сказать, не поскупились.
— Что здесь происходит? — спросила я. — Почему мы здесь, вдвоём? Зачем цепи? Кто эти люди?
Вместо ответа он засмеялся.
— Подойдите ко мне.
— Что? — не поняла я.
— Чёрт побери! — позволил мой собеседник прорваться своему раздражению. — Я неясно высказался? Сударыня, я прошу вас подойти сюда, если моя просьба не слишком для вас затруднительна. Мне кажется, вы достаточно оправились, чтобы передвигаться. Так понятней?
— Да, — неуверенно кивнула я, осторожно привставая с кровати. Что-то в его просьбе меня настораживало, но вот что? — А почему вы просите об этом?
— Узнаете, — нетерпеливо бросил он. — Ну же!
Я поднялась. Во всяком случае, если он сумасшедший, схватить меня ему не удастся, а цепь наверняка мешает дотянуться до противоположного конца комнаты.
Так что… почему бы и нет?
Дойдя, докуда позволяла моя цепь, я внимательнее присмотрелась к своему товарищу по несчастью. Юноша, почти мальчик с на удивление — если учесть длительность его пребывания здесь — гладко выбритым лицом и растрёпанными тёмными волосами. Ботинки, которые, видно, вычистили перед тем, как запереть их владельца в помещении, несколько мятые брюки и когда-то белая рубашка. Жилета и сюртука на юноше не было. Поражала непринуждённость, с которой он сидел на матрасе в неудобной позе и, пожалуй, — контраст между мертвенно-бледной кожей и ярко-алым ртом. Глаза на застывшем в иронической гримасе лице казались тёмными провалами.
Выводы, которые последовали за этими наблюдениями, заставили меня разозлиться. Мало мне всего ужаса и нелепости этой ситуации, обязательно надо вспоминать любимые романы! Это уже не смешно, не игра «а если сосед слева одержим демоном, а сосед справа пьёт по ночам кровь». Здесь всё реально.
«Я бы посмотрела на твоё лицо, Амалия, если бы ты без еды просидела несколько дней на цепи!»
— Не бойтесь, — попросил юноша и одним плавным движением очутился на ногах. Я не удержалась от удивлённого восклицания. Юноша торжественно поклонился, словно актёр, заслуживший овации, и скользнул — другого слова я не могу подобрать — ко мне. При этом мы встретились глазами… Не знаю, что со мной произошло в эту минуту, я будто потеряла сознание, но осталась стоять на ногах. Когда очнулась, обнаружила, что протягиваю своему товарищу по несчастью свободную руку, а он повис на цепи и тянется ко мне оскаленным ртом. Масляная лампа давала достаточно света, чтобы отбрасывать блики на неестественно длинных клыках. Я хотела кричать, но алчный взгляд его тёмных глаз завораживал, полностью подавлял мою волю.
Я сошла с ума, я помешалась на своих готических романах, этого всего не может быть…
И всё же… Всё же это было.
Вампир изо всех сил тянулся ко мне, чуть только не вывихивая руки из плечевых суставов, а я тянулась к нему, но длина цепей была хорошо рассчитана: мы не могли даже коснуться друг друга. Обессилив, не-мёртвый, как их ещё называли в романах, упал там же, где стоял, и зашипел от ярости. Избавившись от давления его магнетического взгляда, я завизжала и бросилась назад, к кровати и лампе, которые, казалось, могли сообщить мне хоть каплю уверенности. Я уже добралась до своей цели, когда вампир поднял голову и посмотрел на меня. Крик замер у меня на губах, сознание снова помутилось…
— Я же просил не шуметь, — укорил меня ночной хищник. — Вам нечего здесь бояться.
— Я… Вы… Что… — жалобно пролепетала я, не зная даже, что сказать. — Прошу прощения.
Вампир — он снова сидел на матраце — молча склонил голову, принимая извинения.
— Ничего страшного, только впредь постарайтесь быть более сдержанной.
Я почувствовала себя примерно так же, как в детстве, когда госпожа Кик выговаривала мне за глупые страхи и нежелание заходить одной в тёмную комнату. Привидений не бывает, а, если бы они и существовали — разве прилично визжать при появлении гостя? В самом деле, что толку кричать при виде вампира? Сейчас, на цепи, он совершенно безопасен, а если бы мог причинить мне какой-либо вред, я вряд ли сумела бы что-то изменить криком.