– В чем? – спросил мальчик, – Ты ведь сам сказал, что у позднейших роботов была специальная цепь, которой у тебя не было. Ты не мог помешать хозяину.
– Ты говоришь нелогично, Фесс, – добавил Грегори. – Но вижу, что ты поступаешь в соответствии с программой, о которой рассказывал нам.
Джеффри сердито посмотрел на брата.
– А ты откуда знаешь?
Но Магнус знаком велел ему замолчать, и обратился к Фессу:
– Что же сделал с тобой твой хозяин?
– Он не захотел больше меня видеть, – вздохнул Фесс.
– Ага, – догадалась Корделия, – потому что ты был свидетелем его позора.
– “Был свидетелем” – это точно сказано, – нехотя признался Фесс. – Мои записи полета были прочитаны в открытом суде, который признал хозяина виновным в управлении машиной в пьяном виде и приговорил к лишению прав на шесть месяцев.
– Регги все-таки лишили прав? – порадовался Джеффри. – Это значит, что он не мог больше управлять машиной без разрешения?
– Да, без этого документа управлять летательными аппаратами не позволено, – согласился Фесс. – Слишком велика вероятность, что водитель причинит вред другим.
– Ты все слышал сам, – презрительно бросил Магнус, – а выводы делать не умеешь.
Джеффри покраснел, но прежде чем он что-то сказал, Корделия спросила:
– Значит, он больше не мог водить машину?
– Нет, – подтвердил Фесс, – целых полгода ему приходилось нанимать других. И поэтому он продал меня – и меня самого, и все мои цепи – тому, кто предложил больше всех.
– И кто же оказался счастливым покупателем?
– Почему счастливым?
– Потому что приобрел такого замечательного робота! – выпалил Джеффри.
– Этой счастливицей, – вздохнул Фесс, – оказалась компания, которая специализировалась на разборке старых машин и поставке запасных частей по низким ценам.
– Ты, должно быть, стал для них большой ценностью, – предположила Корделия.
– Спасибо за то, что пытаешься уберечь мои чувства, девочка, но, пожалуйста, не забывай, что у меня их нет.
Девочка с сомнением посмотрела на него, но промолчала.
– Я был обычной грудой металлолома, – откровенно сказал Фесс, – и со мной соответственно обращались. Конечно, нечего этого стыдиться, тем более что с тех пор прошло добрых полтысячи лет! И все же Корделия права: я был большой ценностью для этой компании, самым ценным собранием лома.
– Но разве тебя не расстроила продажа на запчасти? – выпалил Джеффри.
Корделия укоризненно посмотрела на бесцеремонного братца, но Фесс ответил:
– Не могу сказать, что я был расстроен, тем более, что тем самым освободился от Регги. Противоречивые приказы шалопая и вертопраха весьма угнетали меня.
– Но тебя опозорили, обесценили!
– В этом утверждении есть определенная доля истины, – согласился Фесс. – И все же, рассматривая этот эпизод с высоты прошедших пятисот лет, я считаю, что цена освобождения от Регги оказалась не слишком высокой.
Глава третья
Магнус проявил мужество: он ни о чем не просил. Но Гвен видела его усталое лицо и пожалела сына. Джеффри, напротив, был еще слишком мал, чтобы контролировать свои чувства:
– Мама, я хочу есть.
– Конечно, хочешь, – понимающе проговорила Гвен; на фоне сдержанности Магнуса нетерпение мальчика выглядело капризом. – Но потерпи, скоро будет гостиница.
Действительно, та уже показалась из-за поворота дороги. Аккуратное двухэтажное строение. Высокие стрельчатые окна и красная черепичная крыша. Над дверью висел моток зеленой шерсти, который раскачивался на ветру.
– Зеленый, – заметила Гвен.
– У них есть свежий эль, – Род улыбнулся. – Обед под это дело пойдет гораздо веселей, чем я надеялся.
Но Корделия во все глаза уставилась на животное, привязанное у входа.
– О! Бедная овечка!
– У тебя что, прогрессирующая близорукость, сестричка? – ядовито поинтересовался Джеффри. – Разве не заметно, что сие не овечка, а самый натуральный осел!
– Мои глаза видят не хуже твоих, – возразила Корделия. – Но это настоящая овечка среди ослов! Разве тебе его не жаль?
– Ради Бога, Джеффри, помолчи! – Гвен перехватила готовую сорваться с языка колкость. Мальчик закрыл рот и сердито посмотрел на мать. – Ты права, девочка, – сказала Гвен. – С животным обращались очень жестоко.
Действительно, тусклая, грязная, в пятнах парши шерсть на боках ничуть не скрывала ходуном ходившие ребра. Осел вытягивал шею, стараясь дотянуться до пучка травы.
– Какой у него жестокий хозяин, – возмутился Магнус. – Сам небось набивает брюхо в таверне, а животному даже клочка сена не оставил!
– К тому же осел очень истощен, сразу видно, что ему много приходилось работать, – заметил Фесс.
Это замечание можно было считать слишком мягким: бедный маленький ослик был впряжен в телегу, явно перегруженную гигантскими бочками.
– Такое отношение к бедному тягловому животному непростительно! – заявил Фесс. Грегори удивленно посмотрел на него:
– На тебя это не похоже, Фесс.
– Что именно?
– Осуждать поступки человека.
– Наш приятель чрезвычайно чувствителен по отношению к тягловым животным, сын, – объяснил Род без капли иронии в голосе.
– Но как хозяин этого ослика может быть таким черствым? Он очень жестоко обращается со своим помощником, – удивилась Гвен.
– Конечно, – согласился Джеффри, – настоящий негодяй, толстый, ленивый, медлительный мужик. Зверь, а не человек.
Но вышедший из гостиницы человек не был ни толстым, ни медлительным. Среднего роста, слегка склонен к полноте. Одет в чистые рейтузы и камзол, и пока не вышел из гостиницы, шапку держал в руке. При этом с приятной улыбкой на лице беседовал с хозяином.
– Да он кажется добрым! – пораженно воскликнула Корделия.
Но как только человек подошел к привязи, улыбка покинула его лицо. Он отвязал повод, разразился затейливым проклятьем, пока оттаскивал осла от жалкого пучка травы, потом сел в телегу и расправил длинный хлыст, вытащенный из-под бочек.
– Он не должен! – воскликнула Корделия, но возчик уже усердно потчевал осла хлыстом, который не только с треском обвивался вокруг спины животного, но и разрезал его бока до крови.
– Негодяй! – закричала Корделия, метла вырвалась из ее рук и устремилась к телеге.