Она уселась в угол мягкого сидения и приказала компьютеру:
– Восьмая Миля и Адаме, – потом тем же тоном обратилась к мужу. – Закрой дверь.
Хосе закрыл дверь и одарил Марсию многозначительным взглядом, уговаривая себя сохранять спокойствие.
Но сегодня это могло не получиться, ибо Марсия уже заговорила вновь.
– Если принципы применимы к штатам, следовательно, они применимы к людям, населяющим эти штаты. Если Нью-Джерси независим от Англии, то и жена должна быть независима от мужа.
– Но ты и так независима. Воздушное судно двинулось, и Хосе по инерции сел рядом с женой.
– Тогда почему ты по-прежнему ждешь, что я приготовлю тебе завтрак?
– Завтрак! – Хосе хлопнул себя ладонью по лбу. – Твоя булочка еще в автоповаре!
– О, не волнуйся. Я с голоду не умру! – она действительно не напоминала дистрофичку, ее роскошная фигура выглядела чрезвычайно аппетитной. Особенно в тех местах, где это было связано с выпуклостями. – В конце концов, всегда можно заскочить в забегаловку и перехватить пару листьев салата или кофе с пирожными. И все это придется сделать из-за того, что ты начал этот глупый спор!
Хосе прикусил язык – он чуть было не напомнил, кто именно начал спор, – и глубоко вздохнул.
Завтрак? Зачем ей завтрак? Марсия питается распрями с собственным супругом!
– О, конечно, теперь ты изображаешь из себя терпеливого мученика! – выпалила Марсия в ответ на красноречивое молчание мужа. – Неужели ты так бесхребетен, что даже не можешь постоять за себя?
– Вопрос в том, нужно ли это делать, – осторожно ответил Хосе. – В конце концов, в Декларации действительно говорится...
– Ах, оставь в покое Декларацию! А голова у тебя на плечах есть, сам подумать не можешь? Хосе обиженно уставился куда-то вверх.
– Ну вот, теперь точь-в-точь обиженный щенок, – презрительно бросила Марсия. – Откровенно говоря, Хосе, ты иногда так липнешь ко мне, что я начинаю задыхаться. Я хочу сказать, что если твоя драгоценная Декларация утверждает, что люди – свободные и независимые личности, ты мог бы позволить и мне тоже побыть такой личностью. Лицо Хосе исказилось.
– Отлично! – выкрикнул он в пароксизме гнева.
– Если ты этого так хочешь, получи! Счастлив сообщить, что мы разводимся!
– Разводимся? – в непритворном ужасе переспросила Марсия. – Хосе! Как ты мог даже подумать такое!
Хосе недоумевающе посмотрел на жену.
– Только из-за того, что я слегка перенервничала и позволила пройтись по поводу твоей любимой Декларации... Хосе! Признайся, что ты это сказал сгоряча!
– Но, дорогая... я думал... Ты сказала, что хочешь...
– И не смей даже!
– ...быть свободной и независимой личностью! – закончил свою мысль Хосе.
– Это гласит твоя Декларация, а не я! Как ты мог подумать, что я захочу быть независимой в результате развода?
– Но ведь это как раз и значит, что ты станешь независимой от своего супруга, то есть от меня...
– Ну, погорячились, с кем ни бывает, – примирительно прошептала Марсия, наклонилась и потянула мужа за рукав. – Неужели я не имею права немного поболтать с тобой по утрам?
Машина приземлилась, и в решетке микрофона послышалось:
– Восьмая Миля и Адаме.
– Даже не думай о разводе! – приказала Марсия, быстро поцеловав мужа. – Всего хорошего, дорогой.
Неплохое пожелание.
Как можно “хорошо” провести день, который начался так отвратительно?
Хосе тяжело вздохнул, потом еще раз вздохнул, но уже полегче, пытаясь справиться со своими негативными эмоциями, и подумал, сумеет ли он когда-нибудь понять своим глупым мужским умишком, серьезно ли говорит Марсия или просто болтает.
Но не думать об этом он тоже не мог. Каждый раз пытаясь чем-нибудь заняться, он снова и снова вспоминал ее доводы. Надо признать, что они выглядели логичными. Во всяком случае, на первый взгляд.
Он тяжело вздохнул, убрал руки с клавиатуры, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Лучше как следует обдумать это происшествие с остывшей булочкой, тогда он успокоится.
Декларация.
В ней все дело. Это ключевой аргумент Марсии. Фразы о том, что “все люди наделены Создателем определенными неотъемлемыми правами” и “эти колонии должны быть свободными и независимыми штатами”. Хосе знал, что Марсия неправильно цитирует Декларацию, искажает слова Джефферсона, чтобы они больше соответствовали ее замыслам. Но это неважно: в таком настроении она пользуется любым оружием, которое подвернется под руку. Но все же он сможет забыть этот спор, если увидит фразы, написанные самим Джефферсоном, и удостоверится, что на самом деле не нарушает собственным образом жизни принципы Декларации.
Именно поэтому Хосе очистил экран и набрал код базы данных Центральной библиотеки, чувствуя себя полным придурком. Он хорошо знал, что живет в соответствии со своими идеалами и теперь проявляет слабость, доказывая это самому себе.
На экране появилась логограмма Центральной библиотеки и просьба сделать запрос.
Хосе напечатал с чувством облегчения:
“Декларация независимости”.
По крайней мере, хоть что-то в этом мире устроено разумно.
Политическая организация, созданная Декларацией, по-прежнему существует, хотя стала неотъемлемой частью союза государств, частью единой сложной системы вместе со всеми остальными государствами Земли. Но слова, с которых начинался этот союз, по-прежнему звучат в человеческих сердцах, заражают молодые умы пылом и рвением предшественников. Глубокий смысл, заложенный давным-давно отцами-основателями в основу документа, стал основанием и для Земного Союза.
И вот на экране появилось точное факсимиле самого документа. Хосе знал, что каждая буква представлена и в двоичном исчислении. Но, конечно, он не собирался рассматривать документ, состоящий исключительно из нулей и единичек.
Тем не менее просмотреть его нужно.
Так он и поступил. Просмотрел слово за словом. Вчитываясь в звучные фразы, он чувствовал, как к нему возвращается спокойствие.
Вот они, эти слова, которые Джефферсон считал самоочевидными: люди созданы равными, все они наделены Создателем некими неотъемлемыми правами...
Но тут он остановился.
“Все люди созданы равными?”