Донаф размазал томат под липкой пленкой, поднял пленку, используя поверхностное натяжение, и продолжил:
– На Церере тоже должно получиться хорошо. Конечно, не с теми товарами, что мы вывезли с Максимы.
– Конечно, сэр, – согласился Уэлк. – Вряд ли стоит ввозить в Монте-Карло карточные колоды и все такое прочее.
– Вот именно. Товары с одного из астероидов явно не будут пользоваться спросом на других астероидах. Но зато жители Ганимеда за них заплатят хорошо, а Церера останется превосходным рынком сбыта для второсортных тканей, – он поднял голову. – У нас совсем не осталось мехов?
– Боюсь, сэр, что два отреза остались, – ответил Уэлк. – Спрос жительниц Максимы оказался меньше обычного.
– Гм, – Донаф взял еще один кусочек дивно пахнущего сыра. – Ну, мы, конечно, не сумеем продать их на Церере за ту цену, которую назначили.
Род не верил своим ушам. Всю жизнь Церера служила для него символом роскоши и декаданса, а эти люди утверждают, что никто на этом большом булыжнике не может позволить себе того же, что покупают жители какой-то песчинки, называемой Максимой!
И они не могут ошибаться. В торговле вся их жизнь, а они до сих пор не только живы, но и прекрасно себя чувствуют.
Когда тарелки из-под салата были убраны, Донаф предложил:
– Я думаю, сегодня подойдет рагу – это J-Q. А с ним я предпочитаю бургундское – А-А.
Род нажал клавиши, обозначенные этими буквами и чуть-чуть подождал. Потом выслушал заказы остальных, уже уверенно набрал и их комбинации и почти сразу начал доставать и расставлять блюда. На мгновение он испытал искушение напомнить окружающим, что у него имеется робот, который великолепно справится с подобной работой, но вновь встретил ненавидящий взгляд Вайсера и передумал.
Наконец он обслужил всех, принял собственный заказ, получил его и сел на место. Все занялись едой, а Род обнаружил, что первые два блюда сделали свое дело: он перестал чувствовать голод.
– Знаете, дамы и господа, признаюсь, меня немного волнует политическая ситуация на Ганимеде, – заметил Уэлк.
Донаф улыбнулся.
– Давно известно, что там никакой демократии на самом деле нет, первый помощник.
– Да, но этот новый президент был... гм... “избран” Советом...
Вайсер пожал плечами.
– Диктатор есть диктатор. Интересно, как это отразится на торговле?
– Никак, – уверенно заявил толстяк Маккракен. – Я помню, мы как-то останавливались на Тритоне. Я тогда был совсем молодым и худым – тянул всего на каких-то двести фунтов...
Остальные переглянулись с тоской, но Донаф продолжал вежливо слушать.
– Там как раз избрали нового верховного дожа, и он произносил громкие речи о “земной угрозе” и славной родной культуре. Но мы привезли большой груз настоящего шампанского, белужьей икры и кливлендских чизбургеров, и торговый агент дожа скупил две трети груза. А все остальные сражались на аукционе за остальную часть. И все это время дож продолжал разглагольствовать о том, что никто не может сделать что-нибудь лучше, чем делают аналогичное на Тритоне, – он оглянулся и перестал улыбаться, заметив, что все остальные заняты исключительно тщательным пережевыванием пищи. – Неужели я уже рассказывал об этом как-то?
– Все равно было очень интересно, – быстро сказал Донаф. – И при этом соответствует нашей ситуации. А теперь, мистер д'Арманд, не пора ли подавать десерт?
Род принялся убирать со стола использованные приборы и при этом взглянул на второго помощника. И удивился.
Вайсер по-прежнему выглядел голодным. Как можно столько в себя впихнуть и все еще не наесться, подумал Род.
И тут он увидел, что Вайсер смотрит на Грейси Малдун.
Тревога и гнев охватили Рода: как смеет эта свинья пожирать глазами такую хрупкую женщину. Но одновременно он испытал и сочувствие – Род понимал, что должен испытывать этот парень, видя, с каким боготворящим выражением на лице женщина-инженер смотрит на капитана.
Все это в совокупности страшно смутило Рода. Он побросал посуду в рециклер и начал набирать шифры десерта. Обслуживай офицеров, уборщик, и не позволяй себе ничего лишнего.
– Нажимаю на нижний край, верно?
– Если верхний край снаружи и если устроено, как багажный ящик, то именно так.
– Ну, давай проверим, – Род нажал на нижнюю кромку прямоугольника в стене, и из нее выскользнула койка и прочно встала четырьмя ножками на пол. На ней лежали свежие простыни и одеяла. Один конец матраца, потолще, служил подушкой. – Хм, вот что значит уверенность.
Род взял простыню за два угла.
– Прошу прощения, – сказал Фесс, отобрал у него простыню и принялся ее встряхивать.
– Фесс, не надо. Если увидят, что ты делаешь, мне никогда не простят!
Фесс остановился, держа в руках простыню.
– Учитывая отношение мистера Вайсера...
– Вот именно, – Род отобрал у Фесса простыню, передал ему остальную постель и принялся расстилать. – Не могу понять поведения Грейси Малдун. Она настоящая красавица, но как будто не подозревает об этом!
Фесс посмотрел в сторону двигателей.
– О, я не боюсь, что она услышит: Грейси у себя в каюте, а дверь плотно закрыта.
– Истинная правда, женщина эта красива, – согласился Фесс. – Но все равно ей не хватает манер подлинной леди.
– Ну, настоящие леди мне никогда не нравились, – Род остановился. – Фесс, когда я сегодня ее увидел, что-то со мной произошло.
– Я заметил, Род.
– А когда это что-то миновало, у меня закружилась голова, а в ней пульсировала только одна мысль. “Так вот что значит влюбиться!”
– Да, – сказал робот, – да.
– Это было очень заметно?
– Только если знаешь, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.
– Ну, Грейси-то, вероятно, знает, – Род поджал губы. – Насколько хорошо знает, как ты думаешь, Фесс?
– Внимание джентльмена всегда приятно для леди, Род.
– Да, наверное, ты прав, – Род откинулся, подбоченясь, и гордо осмотрел проделанную работу. – Вот! Я могу сам расстелить постель!