С этими словами он начал расплываться и исчез. Его последнее слово несколько раз, слабея, отдалось эхом:
– Помните... помните... помните...
Пространство, в котором он находился, опустело, в зале стало тихо.
Дети переглянулись, Гвен попыталась поймать взгляд Рода, но чародей продолжал мрачно смотреть на то место, где секунду назад находился призрак. Тогда она вздохнула и принялась раздувать огонь.
Магнус подошел к Роду, подняв руку, но не касаясь его.
– Папа...
– Да... – Род взглянул на него и улыбнулся. – Доброе утро, сын. Не хочешь ли немного поохотиться?
– Как ты можешь узнать о бывших обитателях больше, в том же самом помещении, что и раньше, сын мой?
– Я теперь знаю, кого искать, мама. Это все равно, что выискивать в толпе хорошо знакомое лицо.
Магнус находился в одной из комнат камеристок леди, пальцами он касался стены. Нахмурился, покачал головой и дотронулся до изголовья кровати. И тут же застыл.
– Что ты увидел, сын мой? – негромко спросила Гвен.
– Я увидел, как злой граф Рафаэль Фер де Ланс приводит в эту комнату леди Солу и ее мать Флору л'Аккорд, – голос Магнуса доносился словно издалека. – Он далеко не молод, лицо у него грубое с жестоким выражением, но оно привлекает женщин, я бы сказал, как удав привлекает загипнотизированных кроликов.
Корделия вздрогнула.
– Он последний отпрыск злого рода, – продолжал Магнус. – Он хуже остальных, он даже не стал жениться, но совращал каждую девушку, которая попадала в поле его зрения. Он совращал их добром и злом, а потом бросал, как использованную одежду. И только леди Сола не поддавалась на его льстивые речи. Он выбрал ее, потому что она была прекрасна. К тому же она была дочерью одного из его рыцарей. И вот граф Фокскорт приказал всему семейству сэра Донда прислуживать себе. Рыцарь отказался, и поэтому лорд велел ему идти в бой.
Позаботившись о том, чтобы рыцарь погиб, он взял всю семью в свой замок “для защиты”, хотя Флора протестовала. А ее сын Джулиус хотя и унаследовал имение отца, был слишком молод, чтобы управлять им.
– Здесь, в его логове? – спросила Корделия. – Как могла леди устоять против него?
– Она пользовалась любовью и поддержкой матери и брата. И так как она продолжала отвергать притязания графа, а мать поддерживала ее, граф приказал отравить добрую женщину.
Женщины ахнули, Джеффри что-то мрачно пробормотал, но Грегори спросил:
– Нашла ли тогда леди в себе силы? Род посмотрел на младшего сына, понял, о чем тот спрашивает, и вздрогнул.
– Нет, – дрожа, ответил Магнус, – потому что граф пригрозил обвинить в измене ее брата Джулиуса, если леди своим согласием возлечь на ложе не спасет юношу.
– Негодяй! – воскликнул Джеффри, а Род длинно и негромко присвистнул.
– Леди готова была уступить из страха за брата, но юноша сумел сбежать, тайно посетил ее и просил держаться до конца. Потом оставил ложный след, чтобы его преследователи решили, что он утопился, а сам скрылся в цыганском таборе.
– Какой умный, проницательный парень! – Грегори захлопал в ладоши. – А граф ничего не заподозрил?
– Заподозрил. Он искал повсюду, но о маскировке под цыгана не подумал и не сумел беглеца найти. Но леди он сказал, что юноша пойман и будет подвергнут пытке.
Глаза Корделии стали огромными.
– Но как же она смогла устоять?
– Брат уговорил цыган подойти к замку, и она увидела его в окно башни, услышала песню, которую они в два голоса напевали в детстве.
Грегори восхищенно вздохнул, а Джеффри отметил:
– Храбрый юноша.
– Леди снова начала упрямиться, – продолжал Магнус, – и лорд догадался, что кто-то в замке выдал ей тайну, что ее брат не пойман. Он начал искать этого предполагаемого предателя, а ее заключил в этой комнате и посещал ежедневно, не оставляя своих гнусных домогательств.
– Ох! – Корделия прикрыла рукой рот. – Он ее изнасиловал?
– Нет, потому что для него добровольное согласие жертвы стало своего рода идеей фикс. Но он приказал дать ей вино с примесью сильного снадобья, призванного сломить сопротивление. Однако леди была осторожна и узнала снадобье по запаху. Она отказалась пить, не стала пробовать и коньяк, как он ее ни уговаривал.
– Достойная леди, – выдохнул Грегори. Глаза его горели. – И благоразумная. Разве граф не понял, что она догадывается о его позорных намерениях?
– Конечно, понял, потому что потерял терпение, обвинил в колдовстве, судил и приговорил. И как часть приговора включил попытку изнасилования.
– Неужели этот подлец так и не отступился от своего гнусного намерения? – с жаром спросила Корделия.
– Отступился, – ответил Магнус. – Но не из благородства. Все окружающие, и духовные, и миряне пришли в ужас от того, что он может вступить в связь с дьяволом. Ибо несчастная леди была объявлена графским приговором суккубом. И когда негодяй понял, что его могут свергнуть, он отступился и удовлетворился тем, что сжег ее на костре.
– Так умерла эта достойная и храбрая девушка, – прошептал Джеффри.
– Да, и жизнь принесла ей только страдания и горе, – слезы блестели на глазах Корделии.
– А что сталось с лордом? – выдохнул Грегори.
– Граф продолжал жить, как и раньше, в жестокости и распутстве, но теперь все больше склонялся к насилию.
– А юноша? – спросил Джеффри. – Ее смелый отчаянный брат? Он не пытался отомстить?
– Да, когда стал мужчиной и предъявил свои права на рыцарство. Он пришел в замок Фокскорт и при всем обществе бросил графу вызов, а за спиной его стояли два десятка рыцарей короля.
– Но их помощь не была нужна, – улыбнулся Джеффри. – Граф должен был сразиться с ним.
– Он сразился и, как всегда, предательски и коварно. Он смазал свое лезвие ядом и оцарапал сэра Джулиуса, когда тот готов был убить лорда.
– Ах, бедный рыцарь! Какое подлое и низкое коварство!
– Да, граф вряд ли мог послужить образцом для подражания, – голос Магнуса прозвучал глухо. – Но мерзавец чинно скончался в собственной постели от прозаических желтухи и подагры, так и не оставив после себя законных наследников.
– Значит, с ним кончился его поганый род, – удовлетворенно прошептал Грегори.