– Найдет ли он когда-нибудь ту единственную, кто его излечит?
– Можем только надеяться, – ответил Род, – надеяться на то, что он все-таки встретит женщину, которая заставит его считать незначительными все прошлые сердечные раны.
Ведьма-жена посмотрела Верховному Чародею в глаза, в ее зрачках горели звезды.
С другого конца зала Корделия задумчиво и печально смотрела на родителей.
– Фесс!
– Да, Корделия?
– Мама – единственная женщина, которая влюблялась в папу?
– Я уже говорил тебе, что не нужно задавать вопросы о личных делах твоего папы в прошлом, – Фесс сразу стал строг и официален, – Такая информация является строго конфиденциальной. Ты должна попросить рассказать об этом своего отца.
– Но он никогда не расскажет мне о том, что действительно важно, Фесс!
– Тогда и я не расскажу, Корделия.
– Но неужели мы больше ничего не узнаем о странствиях папы? – спросил Грегори. Фесс немного помолчал, потом сказал:
– Не могу ответить, дети. Все зависит от разрешения вашего отца, конечно.
– А он никогда его не даст! – возмущенно выпалил Джеффри. Фесс промолчал. Корделия заметила это и спросила:
– Ты думаешь, он может согласиться, добрый Фесс?
– Заранее нельзя сказать, Корделия. Даже я не могу догадаться, на что согласится твой отец, когда наступят походящие обстоятельства и время.
– Значит, возможны новые рассказы? – с надеждой спросил Грегори.
– Конечно, они будут! У вас много предков, дети, и далеко не все из них прожили скучные жизни. Когда пожелаете, но только...
– Сейчас же!
– Расскажи о других предках, Фесс!
– Они ведь все наши!
– Рассказывай!
– Ну, не немедленно, – возразила лошадь. – Даже я нуждаюсь в отдыхе и размышлениях после такого сражения с графом Фокскортом.
– Значит, перед сном?
– Перед сном или завтра, – согласился Фесс.
– Завтра наступит новый день, – жизнерадостно заявила Корделия.
Эпилог
Хосе встал, чтобы пойти доложить управляющему. Конечно, он лишится работы, но это лучше, чем если неправильно запрограммированный робот убьет кого-нибудь.
Он постучал в дверь.
– Ал?
Дверь оказалась открытой. Ал встал и улыбнулся.
– Привет, Хосе. Что случилось? – но тут увидел выражение лица вошедшего и выпрямился. – Входи. Тебе нужно сесть?
– Боюсь, что да, Ал, – Хосе осторожно сел, чувствуя себя стариком.
– Ну, так что случилось?
– Я записал Декларацию независимости в мозг робота вместе с операционной программой.
Ал сидел совершенно неподвижно, но глаза его округлились. Потом он спросил:
– ЧТО ты записал?
– Декларацию независимости. Ал взорвался хохотом.
Хосе растерянно смотрел на него, потом нахмурился.
– Это не смешно, Ал! Нужно найти этот мозг, прежде чем его установят в корпус.
– Я... прости... – еле смог выговорить Ал. Потом лицо его снова разошлось в улыбке, и он опять захохотал. Откинувшись в кресле, он держался за живот и хохотал.
Хосе вздохнул и принялся ждать. Он начал на что-то надеяться.
Наконец Ал взял себя в руки, наклонился вперед и улыбнулся.
– Прости, Хосе, но согласись: это что-то новенькое. Как тебе удалось такое? Хосе в жесте отчаяния развел руки.
– Я вызвал текст Декларации, чтобы проверить одно место, которое меня интересовало. Оставил текст на экране и отошел на минуту помочь Бобу. А к тому времени когда вернулся, она исчезла с экрана и я о ней забыл.
– Но в памяти она сохранялась, – Ал покачал головой с улыбкой. – А что тебя заинтересовало в Декларации?
– Ну, мы поспорили, – пробормотал Хосе.
– С другой стороны, – продолжал размышлять Ал, – кто еще пришел бы докладывать об этом, а не попытался скрыть? – он наконец смог принять сочувственное выражение. – Ты прав, Хосе, это могло привести к плохим последствиям. Что за программа?
– Одна из новых, для серии ФСС. Ал улыбнулся.
– Ну, по крайней мере, ты использовал мозг, который находится в процессе производства, – он неожиданно задумался – Погоди, может, еще не все потеряно.
Хосе почувствовал прилив надежды и постарался подавить ее.
– Как это возможно?
– С помощью вспомогательной серии “Верных кибернетических спутников”. Программа рассчитана на исключительную верность и беспрекословное повиновение, – Ал повернулся к экрану и вызвал программу. – Она может быть достаточно сильной, чтобы противостоять Декларации.
Хосе нахмурился.
– Но как это совмещается?.. – но тут лицо его просветлело. – Ну, конечно! Если робот бесконечно предан тебе, он может быть совершенно независимым и по-прежнему оставаться на твоей стороне!
Ал кивнул.
– Независимость противостоит наклонности к повиновению, но верность заставит робота выполнять приказ владельца, если только у него нет достаточно веских причин отказаться, – он пожал плечами. – Но в любой программе, разумеется, есть запреты на исполнение незаконных или неэтичных приказов.
Хосе чувствовал, как растет его возбуждение.
– Значит, робота можно не уничтожать?
– А тебя можно не увольнять, – кивнул Ал. – Я попрошу проверить программу. Но не думаю, чтобы на этот раз возникли проблемы, – он повернулся к Хосе и неожиданно стал серьезным. – Но чтобы подобного не случалось больше, ладно?
Хосе посмотрел прямо в глаза Алу и медленно кивнул.
– Никогда, Ал. Даю слово.
– Кстати, а с кем ты поспорил? Хосе глотнул.
– С Женой.
Ал стал серьезен.
– Ну, тут я тебе не могу помочь. Но в следующий раз, когда расстроишься в результате семейных неурядиц, просто не приходи на работу. Ладно?
Хосе медленно кивнул.
– Обещаю, Ал. Лучше не прийти один раз, чем не приходить никогда. Ал улыбнулся.
– Ты понял. И работа за тобой.
Но Хосе уже думал о другом. Если робот может быть независим в своей самой основной, базовой программе и все же сохранять верность, нельзя ли и человеку быть таким? В таком случае можно сохранять независимость и оставаться женатым.
И он, посвистывая, вернулся к работе.