— Меч, — прошептал Род.
Магнус кивнул.
Граф потянул за рукоять.
Ничего у него из этого не вышло.
Потянул снова, нахмурился и изумленно уставился на ножны. Клинок не поддавался. Граф напрягся и сильно рванул меч из ножен. Лезвие сверкнуло, описало в воздухе круг, потянув его за собой, и прирожденный комик снова упал, запнувшись за свою ногу.
Придворные просто заливались хохотом.
Побледнев, граф снова попытался подняться, повернувшись к Соле обвислым задом. Она громко хохотала.
— Я не должна...
— Сделай это! — подбодрила ее Гвен. — Ты должна ему гораздо больше!
Глаза Солы сверкнули.
Граф с трудом встал на четвереньки.
Сола шагнула вперед, взмахнула своей изящной ножкой и...
Граф снова растянулся на полу, как большая жирная жаба, и весь просторный зал задрожал от хохота.
— Муж мой, я понимаю, что смеяться над бедой ближнего низко, но, во-первых, граф заслужил это наказание смехом, — наклонилась к супругу Гвен, пытаясь сдержать смех.
— Во-вторых, он нам совсем не ближний, — Род повернулся к Магнусу и намекнул. — Разве на этих пирах не присутствуют своры собак?
Собаки тут же появились, выскочив с хриплым лаем из-под столов. Они принюхивались к графу и с отвращением отворачивались. Одна вцепилась ему в штаны и тут же отскочила, кашляя. Остальные повернулись к поверженному хозяину задом и принялись загребать лапами грязь с пола и засыпать ею графа. Тот взревел, конечно, но его больше никто не слышал.
— Позвольте мне присоединиться к веселью, — сказала Гвен, и неожиданно рядом с графом появился его двойник, приблизился к Соле, но нос у того еще больше покраснел и разбух, а на злобном лице застыло глуповатое выражение. — Смотри внимательнее, милорд!
Настоящий граф развернулся на четвереньках и уставился на себя самого.
Себя самого, каким его видели окружающие. Тот же брел к красавице, вытянув раздутые лапы, и бормотал:
— Ну, моя красавица, неужели ты не хочешь повышения?
— Конечно, милорд, — ответила девушка-призрак и легко увернулась.
Призрак с трудом остановился, размахивая руками, а Сола со смехом смотрела на него. Ничего угрожающего в насильнике и прелюбодее не осталось. Он снова повернулся, глуповато улыбаясь, ощупью шаря вокруг руками. Это был просто уродливый, отвратительный, выживший из ума старик.
Но настоящий граф Фокскорт неожиданно рассмеялся:
— Кто этот старый дурак?
— Кто?! — с восторгом откликнулась Гвен. — Неужели ты ослеп? Так вот тебе зеркало!
Тут же перед Фокскортом появилось большое, во весь рост, зеркало. Он не мог не заглянуть в него, отвернулся, посмотрел на своего двойника, снова вгляделся в зеркало. Так он переводил взгляд с зеркала на двойника раза три, и вся его фигура начала обвисать.
Потом лицо графа исказилось от гнева.
— Нет, ты не смеешь смеяться надо мной. Все мои люди, нападайте! Или хотите быть изгнанными?
Смех стих, словно отрезанный, призраки в ужасе начали переглядываться. Все знали, что их ожидает в случае неповиновения.
— Вперед! — крикнул граф, и все начали с мрачными лицами приближаться к Гэллоугласам.
— Помните, они могут только испугать вас, — сказал Род детям. — Каждый берет на себя десяток и делает их нестрашными.
— Как этого? — спросил Джефри, и призрак сэра Боркаса поскользнулся и упал.
— Да, примерно так. Держитесь!
Сэр Дилиндаг извлек меч и обнаружил вместо него маргаритку. Пехотинец взмахнул алебардой, но она продолжала вертеться, таща его за собой по кругу и он завопил от страха.
— Хорошая мысль, — заметил Род, и еще одна алебарда завертелась, потом медленно поднялась, как ротор вертолета, и воин выпустил ее из рук, а потом упал, завывая от ужаса.
Фесс гневно заржал, встал на дыбы и обрушился на приближающихся рыцарей.
Это оказалось ошибкой: такое поведение противника было им понятно. Рыцари с криками набросились на Фесса, в несколько секунд окружили его и стали оттеснять в угол, размахивая мечами и боевыми топорами.
— Ну вы, бездельники, прочь от моей лошади! — закричал Род, видя такую угрозу старому другу, и начал пробиваться сквозь схватку.
Он добрался вовремя, чтобы увидеть, как Фесс застыл, колени его подогнулись, голова опустилась и повисла.
— Приступ, — застонал Род. — Слишком много противников, слишком быстро нужно было принимать решения.
— Кого подстрелил эльф? — послышался дрожащий голос.
— Лошадь, — ответил баритон. — Но кто стрелял?
— Никто из нас, — заметил фальцет, и Род отступил, не веря своим глазам: множество маленьких призраков карабкалось по стенам, возникало в воздухе, прозрачных и многоцветных, не более фута ростом.
— Мама, — ахнула Корделия, — это призраки эльфов!
— Но как это возможно? — удивилась Гвен. — У эльфов нет души.
— Это сделал он, госпожа! — дама-эльф указала на Магнуса. — Он воззвал к памяти тех из нас, кто жил здесь когда-то.
— Но кто мог убить тебя и всех остальных из Волшебного Народца? — завопил Грегори. — Эльфы бессмертны!
— Нет, если нас пронзит холодное железо, а жестокий граф и его люди охотились на нас и убивали кинжалами!
— Прекрасная была забава, — со свирепой улыбкой рявкнул Фокскорт. — И будет повторена еще раз, если вы не уберетесь отсюда!
— Уберемся, — усмехнулась эльфская дама, — но на этот раз забавляться будем мы! Для чего, ребята, используем графа?
— Для считалки! — отозвалось несколько голосов. — Можно пересчитать его кости.
И в темноте появился скелет, он глупо улыбался, сохраняя каким-то образом сходство с графом Фокскортом.
— Как вы смеете! — закричал граф, бледнея от гнева.
— Теперь ты не сможешь нас убить, подлый граф, — назидательно сказал старший эльф, злорадно улыбаясь, — потому что все мы уже мертвы. Чем ты защитишься от нас, Волшебного Народца?
Послышался смех, и в темноте возникло кольцо из смеющихся эльфских рожиц, в колпачках с колокольчиками. Эльфы кружили хоровод и пестрели разноцветной одеждой. Аудитория же состояла из шутов и клоунов.
Фокскорт не мог устоять на ногах: пол под ним качался. Один раз он буквально перевернулся через голову, а Сола все смеялась и смеялась, прижав руку ко рту, по щекам ее катились слезы.
А позади придворные лихорадочно отмахивались мечами, у которых вырастали крылья и цыплячьи головы. Головы тут же начинали негодующе пищать. Рыцарям все время приходилось поддерживать бронированные штаны, которые непрерывно спадали, а пехотинцы скользили на раздавленных фруктах, перезрелых персиках и сливах, которые бросали им под ноги шуты. Зал дрожал от смеха.
— Что болит, милорд? — спросил кто-то. — Поди приступ подагры обуял?
— Спокойной ночи, дурной рыцарь! — кричал другой. — Если не можешь держаться на ногах, ложись в постель!
— Но он и там не удержится! — ответил третий голос.
А четвертый крикнул:
— Почему ты упал, сэр Боркас? Подражаешь своему господину?
— Да он барахтается!
— Нет, барахтается рыба!
— Да, у него отросли плавники и хвост!
— Кто уронил графа? — послышался новый голос. Ему ответили:
— Граф упал сам!
— Нет, вот он встает!
— Да из него считалка не получится!
— Значит, можно не обращать на него внимание?
Побледнев от унижения и ярости, граф отступил к рядам своих приближенных.
— Нет, — сказала Гвен, — нельзя уходить, пока веселье еще не кончилось!
Толпа придворных отступила, а ухмыляющиеся, кричащие шуты надвинулись, со смехом снова окружили графа.
— Будьте вы все прокляты! — закричал он в отчаянии, но аудитория только рассмеялась, и кто-то воскликнул:
— Брат, он хочет наклониться?
— Нет, встать!
— Но если согнется, он никогда не разогнется снова!
— Да он не вставал с детства!