Донаф размазал томат под липкой пленкой, поднял пленку, используя поверхностное натяжение, и продолжил:
— На Церере тоже должно получиться хорошо. Конечно, не с теми товарами, что мы вывезли с Максимы.
— Конечно, сэр, — согласился Уэлк. — Вряд ли стоит ввозить в Монте-Карло карточные колоды и все такое прочее.
— Вот именно. Товары с одного из астероидов явно не будут пользоваться спросом на других астероидах. Но зато жители Ганимеда за них заплатят хорошо, а Церера останется превосходным рынком сбыта для второсортных тканей, — он поднял голову. — У нас совсем не осталось мехов?
— Боюсь, сэр, что два отреза остались, — ответил Уэлк. — Спрос жительниц Максимы оказался меньше обычного.
— Гм, — Донаф взял еще один кусочек дивно пахнущего сыра. — Ну, мы, конечно, не сумеем продать их на Церере за ту цену, которую назначили.
Род не верил своим ушам. Всю жизнь Церера служила для него символом роскоши и декаданса, а эти люди утверждают, что никто на этом большом булыжнике не может позволить себе того же, что покупают жители какой-то песчинки, называемой Максимой!
И они не могут ошибаться. В торговле вся их жизнь, а они до сих пор не только живы, но и прекрасно себя чувствуют.
Когда тарелки из-под салата были убраны, Донаф предложил:
— Я думаю, сегодня подойдет рагу — это J-Q. А с ним я предпочитаю бургундское — А-А.
Род нажал клавиши, обозначенные этими буквами и чуть-чуть подождал. Потом выслушал заказы остальных, уже уверенно набрал и их комбинации и почти сразу начал доставать и расставлять блюда. На мгновение он испытал искушение напомнить окружающим, что у него имеется робот, который великолепно справится с подобной работой, но вновь встретил ненавидящий взгляд Вайсера и передумал.
Наконец он обслужил всех, принял собственный заказ, получил его и сел на место. Все занялись едой, а Род обнаружил, что первые два блюда сделали свое дело: он перестал чувствовать голод.
— Знаете, дамы и господа, признаюсь, меня немного волнует политическая ситуация на Ганимеде, — заметил Уэлк.
Донаф улыбнулся.
— Давно известно, что там никакой демократии на самом деле нет, первый помощник.
— Да, но этот новый президент был... гм... «избран» Советом...
Вайсер пожал плечами.
— Диктатор есть диктатор. Интересно, как это отразится на торговле?
— Никак, — уверенно заявил толстяк Маккракен. — Я помню, мы как-то останавливались на Тритоне. Я тогда был совсем молодым и худым — тянул всего на каких-то двести фунтов...
Остальные переглянулись с тоской, но Донаф продолжал вежливо слушать.
— Там как раз избрали нового верховного дожа, и он произносил громкие речи о «земной угрозе» и славной родной культуре. Но мы привезли большой груз настоящего шампанского, белужьей икры и кливлендских чизбургеров, и торговый агент дожа скупил две трети груза. А все остальные сражались на аукционе за остальную часть. И все это время дож продолжал разглагольствовать о том, что никто не может сделать что-нибудь лучше, чем делают аналогичное на Тритоне, — он оглянулся и перестал улыбаться, заметив, что все остальные заняты исключительно тщательным пережевыванием пищи. — Неужели я уже рассказывал об этом как-то?
— Все равно было очень интересно, — быстро сказал Донаф. — И при этом соответствует нашей ситуации. А теперь, мистер д'Арманд, не пора ли подавать десерт?
Род принялся убирать со стола использованные приборы и при этом взглянул на второго помощника. И удивился.
Вайсер по-прежнему выглядел голодным. Как можно столько в себя впихнуть и все еще не наесться, подумал Род.
И тут он увидел, что Вайсер смотрит на Грейси Малдун.
Тревога и гнев охватили Рода: как смеет эта свинья пожирать глазами такую хрупкую женщину. Но одновременно он испытал и сочувствие — Род понимал, что должен испытывать этот парень, видя, с каким боготворящим выражением на лице женщина-инженер смотрит на капитана.
Все это в совокупности страшно смутило Рода. Он побросал посуду в рециклер и начал набирать шифры десерта. Обслуживай офицеров, уборщик, и не позволяй себе ничего лишнего.
— Нажимаю на нижний край, верно?
— Если верхний край снаружи и если устроено, как багажный ящик, то именно так.
— Ну, давай проверим, — Род нажал на нижнюю кромку прямоугольника в стене, и из нее выскользнула койка и прочно встала четырьмя ножками на пол. На ней лежали свежие простыни и одеяла. Один конец матраца, потолще, служил подушкой. — Хм, вот что значит уверенность.
Род взял простыню за два угла.
— Прошу прощения, — сказал Фесс, отобрал у него простыню и принялся ее встряхивать.
— Фесс, не надо. Если увидят, что ты делаешь, мне никогда не простят!
Фесс остановился, держа в руках простыню.
— Учитывая отношение мистера Вайсера...
— Вот именно, — Род отобрал у Фесса простыню, передал ему остальную постель и принялся расстилать. — Не могу понять поведения Грейси Малдун. Она настоящая красавица, но как будто не подозревает об этом!
Фесс посмотрел в сторону двигателей.
— О, я не боюсь, что она услышит: Грейси у себя в каюте, а дверь плотно закрыта.
— Истинная правда, женщина эта красива, — согласился Фесс. — Но все равно ей не хватает манер подлинной леди.
— Ну, настоящие леди мне никогда не нравились, — Род остановился. — Фесс, когда я сегодня ее увидел, что-то со мной произошло.
— Я заметил, Род.
— А когда это что-то миновало, у меня закружилась голова, а в ней пульсировала только одна мысль. «Так вот что значит влюбиться!»
— Да, — сказал робот, — да.
— Это было очень заметно?
— Только если знаешь, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.
— Ну, Грейси-то, вероятно, знает, — Род поджал губы. — Насколько хорошо знает, как ты думаешь, Фесс?
— Внимание джентльмена всегда приятно для леди, Род.
— Да, наверное, ты прав, — Род откинулся, подбоченясь, и гордо осмотрел проделанную работу. — Вот! Я могу сам расстелить постель!
— Ты хорошо справился, Род, — Фесс не стал ничего говорить о завернутых уголках и аккуратности.
Род достал из гардероба саквояж, извлек из него пижаму и огляделся.
— Если бы я был уверен, что дверь закрыта...
Фесс усилил мощность своего приемника звуков и доложил:
— Она дышит глубоко и ровно, Род.
— Будем надеяться, что спит, — Род быстро разделся. — Все равно нужно торопиться. Почему они даже занавесок не повесили?
— Вероятно, потому, Род, что создатели корабля предполагали, что экипаж будет однополым.
— Странно все как-то, — Род надел пижаму, забрался на койку и укрылся одеялом. — Конечно, мне очень хотелось бы, чтобы она неожиданно вышла нагишом.
— На данной стадии отношений подобная выходка со стороны молодой леди была бы преждевременной.
— Верю тебе на слово, знаток дамских уловок. Мне нужно... я просто не знаю, как мне вести себя.
— Неужели? У тебя никогда не было такого чувства к другому человеку?
— Но... почему? — выдохнул Род. — Всю жизнь меня окружали изысканные леди благородного происхождения, со всей их грацией и достоинствами... почему ни одна из них не заставила сильнее забиться мое сердце?
— Может быть, потому, что интеллект Малдун намного превосходит средний уровень.
— Ну... может быть. Но дома я не помню ни одного такого миловидного лица. Кроме Лукреции, но она всегда была такой нервной, такой дерганой, что я все время удивлялся, как она не распадается на части.
— Должен сказать, что меня радует твоя наблюдательность и восприимчивость, Род. Мало кто обратил бы внимание на скрытую красоту Грейси Малдун, потому что она не пользуется косметикой и другими привычными средствами улавливания мужских душ.
Род смотрел в темноту широко раскрытыми глазами. В голове его теснились самые романтические мысли.
После недолгого молчания Фесс сказал:
— Спокойной ночи, Род.
— Хм? О, да. Спокойной ночи, Фесс.
Корабль содрогнулся, и Род непроизвольно выпалил: