С другого конца зала Корделия задумчиво и печально смотрела на родителей.
— Фесс!
— Да, Корделия?
— Мама — единственная женщина, которая влюблялась в папу?
— Я уже говорил тебе, что не нужно задавать вопросы о личных делах твоего папы в прошлом, — Фесс сразу стал строг и официален. — Такая информация является строго конфиденциальной. Ты должна попросить рассказать об этом своего отца.
— Но он никогда не расскажет мне о том, что действительно важно, Фесс!
— Тогда и я не расскажу, Корделия.
— Но неужели мы больше ничего не узнаем о странствиях папы? — спросил Грегори.
Фесс немного помолчал, потом сказал:
— Не могу ответить, дети. Все зависит от разрешения вашего отца, конечно.
— А он никогда его не даст! — возмущенно выпалил Джефри.
Фесс промолчал. Корделия заметила это и спросила:
— Ты думаешь, он может согласиться, добрый Фесс?
— Заранее нельзя сказать, Корделия. Даже я не могу догадаться, на что согласится твой отец, когда наступят походящие обстоятельства и время.
— Значит, возможны новые рассказы? — с надеждой спросил Грегори.
— Конечно, они будут! У вас много предков, дети, и далеко не все из них прожили скучные жизни. Когда пожелаете, но только...
— Сейчас же!
— Расскажи о других предках, Фесс!
— Они ведь все наши!
— Рассказывай!
— Ну, не немедленно, — возразила лошадь. — Даже я нуждаюсь в отдыхе и размышлениях после такого сражения с графом Фокскортом.
— Значит, перед сном?
— Перед сном или завтра, — согласился Фесс.
— Завтра наступит новый день, — жизнерадостно заявила Корделия.
Эпилог
Хосе встал, чтобы пойти доложить управляющему. Конечно, он лишится работы, но это лучше, чем если неправильно запрограммированный робот убьет кого-нибудь.
Он постучал в дверь.
— Ал?
Дверь оказалась открытой. Ал встал и улыбнулся.
— Привет, Хосе. Что случилось? — но тут увидел выражение лица вошедшего и выпрямился. — Входи. Тебе нужно сесть?
— Боюсь, что да, Ал, — Хосе осторожно сел, чувствуя себя стариком.
— Ну, так что случилось?
— Я записал Декларацию независимости в мозг робота вместе с операционной программой.
Ал сидел совершенно неподвижно, но глаза его округлились. Потом он спросил:
— ЧТО ты записал?
— Декларацию независимости.
Ал взорвался хохотом.
Хосе растерянно смотрел на него, потом нахмурился.
— Это не смешно, Ал! Нужно найти этот мозг, прежде чем его установят в корпус.
— Я... прости... — еле смог выговорить Ал. Потом лицо его снова разошлось в улыбке, и он опять захохотал. Откинувшись в кресле, он держался за живот и хохотал.
Хосе вздохнул и принялся ждать. Он начал на что-то надеяться.
Наконец Ал взял себя в руки, наклонился вперед и улыбнулся.
— Прости, Хосе, но согласись: это что-то новенькое. Как тебе удалось такое?
Хосе в жесте отчаяния развел руки.
— Я вызвал текст Декларации, чтобы проверить одно место, которое меня интересовало. Оставил текст на экране и отошел на минуту помочь Бобу. А к тому времени когда вернулся, она исчезла с экрана и я о ней забыл.
— Но в памяти она сохранялась, — Ал покачал головой с улыбкой. — А что тебя заинтересовало в Декларации?
— Ну, мы поспорили, — пробормотал Хосе.
— С другой стороны, — продолжал размышлять Ал, — кто еще пришел бы докладывать об этом, а не попытался скрыть? — он наконец смог принять сочувственное выражение. — Ты прав, Хосе, это могло привести к плохим последствиям. Что за программа?
— Одна из новых, для серии ФСС.
Ал улыбнулся.
— Ну, по крайней мере, ты использовал мозг, который находится в процессе производства, — он неожиданно задумался — Погоди, может, еще не все потеряно.
Хосе почувствовал прилив надежды и постарался подавить ее.
— Как это возможно?
— С помощью вспомогательной серии «Верных кибернетических спутников». Программа рассчитана на исключительную верность и беспрекословное повиновение, — Ал повернулся к экрану и вызвал программу. — Она может быть достаточно сильной, чтобы противостоять Декларации.
Хосе нахмурился.
— Но как это совмещается?.. — но тут лицо его просветлело. — Ну, конечно! Если робот бесконечно предан тебе, он может быть совершенно независимым и по-прежнему оставаться на твоей стороне!
Ал кивнул.
— Независимость противостоит наклонности к повиновению, но верность заставит робота выполнять приказ владельца, если только у него нет достаточно веских причин отказаться, — он пожал плечами. — Но в любой программе, разумеется, есть запреты на исполнение незаконных или неэтичных приказов.
Хосе чувствовал, как растет его возбуждение.
— Значит, робота можно не уничтожать?
— А тебя можно не увольнять, — кивнул Ал. — Я попрошу проверить программу. Но не думаю, чтобы на этот раз возникли проблемы, — он повернулся к Хосе и неожиданно стал серьезным. — Но чтобы подобного не случалось больше, ладно?
Хосе посмотрел прямо в глаза Алу и медленно кивнул.
— Никогда, Ал. Даю слово.
— Кстати, а с кем ты поспорил?
Хосе глотнул.
— С женой.
Ал стал серьезен.
— Ну, тут я тебе не могу помочь. Но в следующий раз, когда расстроишься в результате семейных неурядиц, просто не приходи на работу. Ладно?
Хосе медленно кивнул.
— Обещаю, Ал. Лучше не прийти один раз, чем не приходить никогда.
Ал улыбнулся.
— Ты понял. И работа за тобой.
Но Хосе уже думал о другом. Если робот может быть независим в своей самой основной, базовой программе и все же сохранять верность, нельзя ли и человеку быть таким? В таком случае можно сохранять независимость и оставаться женатым.
И он, посвистывая, вернулся к работе.