Он опустился перед камнем на негнущихся ногах.
Такой же, как тысячи других, кварц. Ничего нового ни в оттенке, ни в отсвете.
Альбедо протянул побелевшую руку. И замер в нерешительности. Пальцы укололо слабое тепло. «За неимением инструментов»… В его практике часто приходилось что-то проверять на себе.
Он задержал дыхание. Коснулся кварца.
Ничего не произошло. Только тепло, тогда казавшееся диким жаром, медленно согревало руку.
Альбедо снова узнал это чувство. Разочарование.
«Может, это намёк»? Алхимик сжал камень пальцами. Морок к сознанию не подступал. Удушья не было. Видений — тоже.
Необычно маленький, причудливой формы, сколотый так, что одна его сторона царапала кожу, он, как и все кварцы, передавал чувство легкой печали. Возникало ощущение, будто играла в камне какая-то жизнь. Ощущение ложное, конечно. Но обнадеживающее.
Подумав, Альбедо оставил камень в кармане.
И двинулся дальше.
С неожиданной для него самого легкостью алхимик подмечал мельчайшие детали: подрагивание сияющих пещерных трав, медленное движение теней на каменных потолках, шорох редкого сквозняка, легкий хруст ледяной корки под ногами… Казалось, даже слышно было, как приземляются на землю снежинки. Вокруг не было никаких снежинок, и это алхимик тоже спокойно отметил.
Он признал, и признал без удивления, без неожиданности для себя, что не знал, куда шел. И что он не мог остановиться. Что всё, что теперь происходило, происходило по чужой воле. Он понимал это с самого начала, с того момента, как потерял Альбериха. Его, наверное, должно было это беспокоить?
Некое волнение действительно плясало в его сознании. Но оснований для этого чувства было довольно мало. Альбедо догадывался о причинах, по которым его тянуло вперёд. И понимал, что никаких страшных сказок за этим не стоит.
Кроме той единственной, которую не рассказала Мастер.
Киноварь звякнула в ножках. «Я обещал достичь дальних краев философии…» с печалью вспоминал алхимик. То, о чем он думал теперь, не относилось ни к каким «дальним краям». Этот принцип был одной из очевидных вещей. Принцип гуманизма. Человечность.
Он мог бы теперь констатировать, что не является человеком. Мог бы умыть руки. И убить.
«Сотвори новую судьбу для меня и своих братьев».
В ножнах дрожал клинок. В голове мысли путались сильнее, чем от морока.
— Как же так, друг?
Они всегда появлялись из-за спины! Привычно взявшись за рукоять Киновари, алхимик оглянулся через плечо.
Пусто.
— Не торопи события. Есть ещё кое-кто, кого ты должен увидеть.
Альбедо не отвечал. Он не мог не признать, что его собственный голос, говорящий детскими шарадами, будил в нём бешенство.
Прямо над его головой тени странно извернулись. Собрались черным клубком в углу стены. Алхимик выдохнул. Ледяная и бледная, какая-то ужасно утомляющая аура наполнила грот. Черные огни забурлили.
И тут же рассеялись. Без движения или красивых превращений, просто исчезли. Одномоментно.
В последнее мгновение рядом скользнул отдаляющийся шепот:
— Не уходи далеко…
Отлично.
Сила, тянувшая алхимика через туннели, растворилась. И, похоже, сила эта имела ту же природу, что и ледяная аура двойника. Очевидно. Она вытянула из него какую-то часть сознания, часть воли.
Мелкая, липкая дрожь снова заползала под рёбра.
Удивительно, но Альбедо был в абсолютной безопасности. Теперь, когда причины, по которым он сюда пришел, стали ясны, оказалось очевидно, что на этой горе до встречи с двойником ему бы просто не позволили умереть.
В чём заключался план его брата? И повлияли ли на его исполнение рыцари? Получилось ли что-то сорвать? Или всё, что происходило этой ночью, всё, к чему они пришли, было известно двойнику изначально?
«Если так, то мы, пожалуй, действительно идиоты», совершенно не в сердцах отметил ученый. Альбедо, Альберих и Кли. Три трупа. Удачный расклад, чтобы прийти в Мондштадт. Чтобы притвориться разбитым, травмированным гибелью сестры алхимиком Ордо Фавониус…
Учёный сжал кулаки. Чтобы ослабить дрожь, нашарил в кармане красный камень. Тепло кварца помогло выдохнуть.
Спустя миг ладонь ошпарило.
Он бросил камень. Перчатку разорвало. Точно. Кварц был острый. Ткань темнела в месте разреза.
Алхимик не испугался и не отреагировал на боль. Только задержал дыхание. Так проще было прислушаться к запутанным шепотам, которые полезли в уши.
Его удивляло, как много отделов мозга реагировало на кровь дракона. И он заметил определённую закономерность: бо́льшая часть галлюцинаций была связана с памятью.
Каждое слово принадлежало его Мастеру. Что-то горькое, что-то холодное, привычное, слышимое каждый день, и забытое, что-то такое, что, возможно, говорила не она… но ярче, яснее, чаще всего в этом новом гуле в его голове мелькала та единственная фраза, которую вслух никто в его жизни точно не произносил:
«Альбедо, иди в Мондштадт».
Алхимик игнорировал шепот. Он умел игнорировать вещи. Эту тоже получится.
Он старался вспомнить что-нибудь другое. И, кроме мыслей о наставнице, в сознании возникали лишь образы трёх погибших человек. Двух человек, погибших по глупости одного не-человека. И вспомнился вопрос напарника. Идиотский вопрос. Что он чувствует? А что надо было чувствовать? Растерянность, страх, вину, гнев? Да, и ещё желание забиться в угол. А какой смысл был в чувствах, если они не помогали?
«Если еще раз я увижу, как ты плачешь — останешься в этом мире один».
Ученый уважал эмоции. Он знал, что они нужны людям, чтобы подчеркивать, как чернилами, моменты жизни, повторения которых необходимо избегать всеми силами, чтобы сохранить душу.
Избегать нужно было именно этого момента. Спасибо. Понятно. Очень полезно.
Какой-то звук. Совсем недалеко — за поворотом тоннеля. Глухой, короткий, повторяющийся… торопливая поступь.
Альбедо двинулся туда. Тихо и мягко, как лис. Сейчас нужно было быть действительно осторожным. Сейчас, когда нервы плясали, как у умалишенного, нельзя было поддаться иллюзии, какой бы она не была, сейчас…
— Кли!
Вырвалось. Он не хотел пугать сестру. По лицу пробежала болезненная судорога, но выдавить полуулыбку все же удалось. Он очень старался.
Кли вздрогнула.
Она плакала.
Кажется. Она плакала? В темноте не было видно. Это как с той звездочкой в глазу. У Альбериха тоже не было видно. Только блестело что-то.
Сейчас также. Видно только, что что-то блестит. Но не видно, настоящий ли это вообще человек. Различима только тень. И огромные глаза. И маленькие, дрожащие плечи.
Альбедо что-то делал? Он вообще был там? Это с ним происходило?
Всхлип. Короткий, абсолютно панический всхлип знакомого голоса. Сестра отшатнулась, сделала шаг назад.
Она опрометью бросилась прочь.
Альбедо не дрогнул.
Если это ловушка?
Если это всё красные камни?
Если не надо за ней бежать?
Эхо множило шаги и дыхание. Потом один звук хлопнул громче других. Кли оступилась. Споткнулась. Упала. Альбедо сжал зубы. Его окатило страхом, причину которого он понял не сразу. Cтрах был в том, как повернулась фигурка сестры, в том, как она оглянулась — отрывочно и как-то дико, и страх был в том, как что-то блеснуло снова в темноте.
А если ему не кажется?
Кли снова побежала. Теперь не было видно даже мутного пятна. Только ноги стучали о камни. Уже далеко.
Он в упор смотрел в темноту. Слушал. Если это обман, Альбедо не поверит. На него это не подействует. На него такое не действует.
Какая-то горячая капля прокатилась по щеке.
========== Глава XII. Прялки памяти ==========
Несколько часов назад ему казалось, будто что-то манило его к вершине. Чужая шутливая воля. Или собственный азарт. Красота невидимой угрозы. Так или иначе он чувствовал, что его приглашают на Хребет.