Ребенок вздрагивает. Поворачивает голову.
Прядь синих волос.
Он ничего из этого не помнит. Это ложь. Ничего не было.
— Я вижу, как ложь превращается в страх…
Голос звучал прямо в голове. Кэйа царапал ногтями камни.
— И это логичная метаморфоза.
Невыносимый бред продолжал давить. Горящие руины, ураган из детства, голоса, приказывающие уйти, и чёрная позёмка чужих мыслей, окрашивавшая всё в один цвет. Беспомощная истерика. Рука тянет за нервы, и они рискуют порваться. По венам прокатываются кипящие волны, и хочется убежать.
— Не трогай его!
Тот, кто выворачивал, жёг черный огнём его память, вдруг остановился. Морок тревожно всколыхнулся. Смешались неясные чужие чувства.
Бешенство, ненависть, бушующие жажда и предвкушение, застарелые униженность и тоска… в мороке всё сложилось в сумасшедший, особенно густой поток чувств и навязчивых мыслей. Красными вспышками в этом чёрном потоке бились сомнение и тревога. Откуда… взялось сомнение?
Ощущения мешались, нельзя уже было отличить одно от другого. Сердце просто билось под самым горлом, изнемогая от фейерверка, бушующего в голове.
И тогда всё прошло. Отступило. Оставив за собой только печаль.
Белую печаль.
Кэйа тихонько выдохнул. Перед самым глазом мягко блеснул снег. И уже не морок, а простая пелена бессилия стала медленно накрывать его с головой.
И тогда что-то встряхнуло его за плечи.
Что-то красное.
— …эйа, Кэйа, проснись! Кэйа! Кэйюшка!
Вдох. Ничего не чувствовавшими руками он прижал к себе алый комочек тепла.
Его обнимали, дергали за волосы, осыпали ударами маленьких кулачков и душили сведениями. Они гуляли всю ночь. Кли думала, это её братик. Это действительно её братик, только другой, не Альбедо, а другой. Хорошо, что Кэйа нашелся. Кэйа был настоящий? Точно? Он видел Альбедо? Их Альбедо.
— Искорка… Искорка ты наша… — только и шептал он в ответ.
Он заглянул ей в глаза. Огромные, напуганные, обрадованные. Она только что спасла ему жизнь… На ней страшно бестолково был завязан шарф.
Осторожно, чтобы ледяными руками не задеть ребенка, рыцарь укутал Кли поплотнее.
— Теперь всё будет хорошо.
***
Искорка оказалась невредима. Кэйа решил, что так должно быть и впредь.
Лучшее, что он мог сделать, когда их сумасшедший маньяк растворился неизвестно где, а лаборатория алхимика осталась в часах пути — найти в туннелях укромное место и спрятать Кли там. Потом нужно было быстро отыскать напарника. И дело с концом.
— Знаешь, этот человек… он не белый, на самом деле.
Кли странно называла его: «Черный человек». Почему «черный человек»?
— Напомни мне как-нибудь тебе рассказать. Стихотворение есть такое, — отшучивался рыцарь.
Ей точно было больше известно, чем ему или алхимику. Но девочка слишком устала, чтобы что-то объяснять. Он нёс её на руках, а она то и дело роняла голову ему на плечо.
Кэйа прижимался щекой к маленькой макушке. Он чувствовал себя виноватым.
Главное достоинство бомбочек Искорки: они поджигают что угодно. Промерзшие корни и старые обрубки хвои покорно вспыхнули. Закуток, который он выбрал, не так хорошо прогревался. Но там было сухо. И чужой глаз не приметил бы поворота туда.
В конце концов, Кэйа отстегнул свой плащ.
— Я люблю пушистые штуки… — шептала сонная девчушка, утыкаясь носом в мех накидки.
— Всё для вас, почетный Алый Рыцарь, — шептал он, — и вот ещё что…
Кли накрыло прозрачным ледяным щитом. Та мгновенно проснулась:
— Холодный шарик! — она сперва развеселилась, а потом добавила задумчиво, — Ты думаешь, мне понадобится броня?
— Ну ты ведь помнишь, что мы говорили о таких случаях, — устало проговорил рыцарь.
— Что это просто хорошая примета и твой проверенный ритуал…
— Именно, — капитан улыбнулся.
Он подыгрывал до упора. Но видел, что Искорку это не особенно успокаивало. И понимал, что ей не хочется оставаться одной.
— С Альбедо всё будет хорошо, — обнадежил он, — я обещаю.
Она смотрела на него с тревогой и сурово сжимала полы платья в кулачки.
— Обещаю, — повторил Кэйа без улыбки.
— Ладно. Я тебе верю, — ответила она очень серьезно.
Через секунду она чисто по-детски потянулась его обнимать.
— И в тебя я тоже верю.
Рыцарь взял с Кли честное слово, что она останется в закутке, будет сидеть тихо и держать бомбочки наготове. Разумеется, чтобы сохранить тепло. И затем он двинулся дальше по туннелям, вслушиваясь в каждый шум.
Разум его ещё слегка немел от морока. Галки тихо-тихо кричали где-то в глубине коридора. Галки под землёй. Забавно.
Он ощутил тогда впервые так ясно: и эти предательские туннели и стены, и застревающие, путающиеся в них звуки, этот морозный до боли воздух, само это место, сама эта ночь — мстили. Кому и за что — Альберих не понимал. Не помнил или не знал. Но чувствовал, был точно уверен в том, что всё, что сейчас происходило, было не одним только планом двойника.
Как обычно, всё было несколько сложнее. Да, это была не простая месть. Не воспоминания Кэйи, и даже не навязанные ему видения.
Завидев впереди холодные пятна света, рыцарь остановился. Он неспешно собрал в ладони немного инея. Частички сложились в белый заострённый осколок. Капитан задумался, неравномерно постукивая по льдинке пальцем.
Кто-то будто ухватил Альбериха за затылок и с силой повернул ему голову. Заставил посмотреть на то, что он изо всех сил старался в себе не замечать. То, что этот самый лёд много лет назад помог спрятать.
Такое теплое и печальное чувство. Чувство, которым проникнуты были странные легенды, которыми теперь мондштадцы развлекали своих детей. Им были проникнуты те каменные цветы, которые он видел раз в жизни, название которых давно забыл… его сны. Его секрет.
Та, о которой он помнил по рассказам отца, та, о которой слагали истории, Каэнри’ах давно умерла, конечно. Но её труп протягивал к живым руки. Умолял эти руки согреть.
И Кэйа отвечал на мольбы.
Потому что он был единственным, кто слышал.
И он будет слушать. Но тогда… в ту ночь он должен был обо всём забыть.
Он завёл осколок за ухо. Выдохнул. И пошел прочь.
На снегу осталась длинная прядь синих волос.
***
Наконец, эти туннели закончились. Рыцарь увидел широкую, невероятной глубины ледяную пещеру, всю в голубых и белых переливах. Его не интересовала красота. Ему нужны были навязчивый ориентир и открытое пространство.
«Ну где ты, собака»…
Он перебирал в голове все годящиеся для двойника имена. Если он умеет, пускай и теперь прочтет мысли Альбериха. Если он такой умный, —
В этот раз Кэйа не успел увернуться. Нечто острое впилось в левое плечо. Сорвавшись на короткий крик, рыцарь ухватил нападавшего, тот мгновенно вывернулся. Красные огни мучительно заплясали перед глазами. И… черный огонь.
Альберих игнорировал видения. Ничего нового ему бы уже не показали.
Выдрав осколок из раны, двойник снова замахнулся. Кэйа вцепился ему в локоть здоровой рукой. Алый камень маячил прямо перед глазом. Рыцарь видел собственную кровь.
Двойник высвобождал руку со зверской остервенелостью, а капитан, сжав зубы, отказывался отпускать. В какой-то миг их взгляды встретились.
Рыцарь не успел понять, кто кого опрокинул на землю. Он шипел, отбивался и пытался вымарать из головы огни, едва успевая дышать. Сперва его осы́пало шквалом ударов — он перехватил замах, собрал мороз в руку, ударил, промахнулся, потом зашипел от резкой боли, когда красный осколок проехался вдоль ключицы до самой шеи, — а затем морок стал его душить. Чёрно-красное месиво выжигало раны, застилало глаза, не давало думать.
Как-то ему удалось пригвоздить безумца к земле. Хрипя и отдуваясь, едва видя противника сквозь чёрную пелену, он создал новый ледяной осколок, замахнулся, —