— Хватит крик, сатраска, ты никто не помочь — ломая язык, рыкнул один из мужчин. Это и огорчило, и обрадовало — язык я все-таки знаю, но видимо не местный. Однако то, что мне никто не поможет, заставило сердце сжаться от нехорошего предчувствия.
Мы уже давно вышли за пределы поселения, встретив по пути еще несколько мужчин в такой же одежде. Встречные перекидывались парой слов, после чего широко улыбались, глядя на меня, и конвой шел дальше, оставляя встреченных позади. То ли это организованная банда, то ли местные законники — именно к таким выводам я пришла, пока меня волокли по лесу.
Наконец мы пришли к высокой отвесной скале, вход в которую был в самом низу вырублен в виде трехметровой арки. Пройдя под ней, я поняла, что это не скала, а огромная каменная арена, вдоль которой расположены большие каменные ступени. Так, чтобы было удобно сидеть взрослому человеку. Пройдя через арку, оказались в узком каменном коридоре и буквально через десять шагов — в небольшом зале. С решетками вместо дверей в противоположной стене. Всего их было три, но все пустовали.
Один из мужчин скрылся в коридоре, высеченном в левой стене. В правой была одна дверь с решёткой, но гораздо меньших размеров. Все пространство освещалось обычными чадящими факелами, закрепленными на стенах. Через некоторое время вернулся второй конвоир вместе с еще одним мужчиной, но на сей раз он был одет во все черное. Его острый взгляд черных глаз пугал: такое ощущение, что он смотрит на вещь, оценивая её полезность, нежели на живого человека.
— Кретто имах. Фертом! — сказал черный и махнул рукой в сторону каменных мешков. Не успела и вякнуть, как меня запихнули в одну из трех камер, а решетка захлопнулась за спиной.
— Что происходит? Почему вы схватили меня и удерживаете силой? — мой голос был уверенный и твердый, несмотря на ситуацию. — Выпустите немедленно!
Судя по отсутствию реакции окружающих, всем было плевать. Один носился с какими-то мисками огромного размера. Второй наматывал огромную цепь на катушку. Главный куда-то ушел, но я не расстроилась его отсутствию.
— Может, накормите? — И снова вопрос в пустоту: на меня совершенно не обращали внимания. — Сами напросились, — зло прошипела я и заорала в полную силу «местных» легких:
— Россия — священная наша держава, Россия — любимая наша страна. Могучая воля, великая слава — твоё достоянье на все времена! Сла-а-авься-я, Отечество наше свободное, братских народов союз вековой, предками данная мудрость народная! Сла-а-авься, страна! Мы гордимся тобо-о-ой! — Надо отдать должное страже: их нервы сдали на втором четверостишии моего визжанья. «Вот уж не думала, что отсутствие голоса и гимн России мне так пригодятся!»
— Молчат! — рассердился один стражник. Второй же, наоборот, ухмыляясь, подошёл к первому и сказал:
— Ду пусть орать, — и уже обращаясь ко мне: — Ту отдать рорга, — и засмеялся так заливисто и весело, что второй стражник, злившийся до этого, подхватил его смех.
— Что за рорга? — спросила вслух, больше обращаясь к памяти, нежели к мужикам.
— Скоро узнать, — продолжил ржать второй.
Ожидание оказалось недолгим: спустя десять минут пришёл черный и отдал команду, после чего меня вытащили из камеры и затолкали в соседнюю с маленьким входом, что видела ранее на правой стороне зала. Как только меня впихнули внутрь, решётку закрыли на толстую щеколду толщиной в мою руку.
Оглядеться не успела, как услышала рычанье и стук о железные прутья. Повернулась и смогла разглядеть огромного зверя, похожего на львицу, только размера раза в два превышающего нормы, с огромными шипами на спине. С острых зубов в оскаленной пасти слюна разлеталась по сторонам, пока рорг кидался и скалился, как бешеный зверь.
Не чувствуя ног, попятилась к стене за спиной. В этот самый момент послышался скрежет и высокий свист, от чего зверь за решетчатой стеной просто пришел в неистовство, все сильнее и агрессивнее бросаясь на прутья, которые мешали добраться до меня.
— Выпустите меня! — Орала, тряся за металлические прутья маленькой дверки. — Спасите, Помогите! Мамочка, — рыдала в голос, постоянно оборачиваясь на поднимающуюся решётку.
Свист все усиливался, давя на ушные перепонки. Обернувшись назад, поняла, что еще чуть-чуть — и зверь доберется до меня, разорвет в клочья. Я даже не придала значение тому, что подо мной растекается лужа: только зверь и его огромная пасть.
Я уже попрощалась со своей жизнью, затихнув у закрытой решётки, ведь никто не даст гарантии, что после смерти я окажусь в следующем мире. Я вспомнила свою Машеньку, молясь снова увидеть ее: как она смеялась, как заливисто хохотала, когда собака приносила ей мячик. Как тянула свои ручки, требуя поднять ее. Как махала ладошкой на прощанье и целовала в щечку. Слезы лились из глаз, а я улыбалась, полностью погрузившись в воспоминания.