Пролог
Весь мир - театр.
В нём женщины, мужчины - все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
и каждый не одну играет роль.
Уильям Шекспир
Он стоял на просторном балконе своей таёжной резиденции и с предвкушением наблюдал, как постепенно прибывают гости. На его холёном лице раз за разом появлялась саркастическая ухмылка, больше похожая на волчий оскал. Увидев, как в широкие ворота въезжает серебристый «Мерседес» его любовницы, он довольно улыбнулся и взял с подноса, который услужливо держал невозмутимый охранник, бокал с коньяком.
- Как всегда опаздывает, зараза, - делая небольшой глоток, произнёс далеко не радушный хозяин. - Вот же хитрая пигалица.
Услышав, как хмыкнул охранник, он бросил на него недовольный взгляд. Бодигард, зная крутой нрав своего босса, побледнел, и приставив свою ладонь к груди, извинился за несдержанность.
- Борис Моисеевич, - раздался за спиной хозяина голос помощника. - Привезли журналиста, куда его определить?
- В подвал. Только так, чтобы раньше времени другие овцы его не увидели, - распорядился удовлетворённый босс, допивая одним глотком французский коньяк. - Теперь все в сборе, представление начинается.
Первая глава
Очнулся я в кромешной темноте, судя по всему - связанный по рукам и ногам, так как не мог ими пошевелить. Голова гудела от тупой боли, отдаваясь пульсацией в висках. В горле саднило, нестерпимо хотелось пить. Попытался крикнуть, чтобы привлечь к себе хоть чьё-то внимание, но вместо этого, судорожно закашлялся.
Мгновение спустя, под потолком помещения вспыхнул яркий свет, больно резанув по глазам. Я невольно зажмурился, услышав, как открылась дверь, и кто-то вошел.
- Вижу очнулся, Иван Сергеевич, - послышался смутно знакомый голос. – Рад, весьма рад видеть тебя в своей скромной хижине, Ваня.
- Пить, - с трудом прохрипел я.
- Миш, уважь бедолагу, - распорядился всё тот-же тип с явной усмешкой.
Вместо спасительного глотка, на меня неожиданно выплеснулся целый поток ледяной воды, похоже вылитый из ведра.
- Ну, что - полегчало, писака? – разразился неприятным, хрюкающим смехом до боли знакомый голос.
И я вспомнил его обладателя, непроизвольно сжав кулаки.
Борис Моисеевич Гульденман - хозяин заводов, газет, пароходов и с недавних пор объект моих разоблачительных статей...
- Вашими молитвами, Боря, - изобразил я улыбку, невзирая на боль.
- Хамишь, Ваня, - процедил сквозь зубы миллионер и присел возле меня на корточки.
- Бить будете, папаша?
- А смысл? – хмыкнул Гульденман, отвесив мне увесистую пощёчину. – Не для того тебя сюда приказал доставить, сынок.
- Неужто решили мне наследство оставить? – сглотнув слюну, спросил я с сарказмом в голосе. – Весьма польщён.
- Юморист ты, однако. Миша, развяжи его и дай воды, пусть утолит жажду.
Освободившись от пут и напившись минералки, снова посмотрел на Бориса Моисеевича, сверлившего меня внимательным взглядом. В его карих глазах не было злости, в них таилось что-то настораживающее.
- Тогда для чего вам понадобился бедный журналист? – произнёс я, растирая запястья. - Меня обязательно будут искать...
- Пригласил к себе в гости четыре особы, - перебил меня старый еврей. – Они в той или иной мере, предали меня и нанесли определённый ущерб. Ты пятый в этой компании. А ведь тебя предупреждали – придержи коней, не суй свой нос в мои дела. Ты же просто пешка. Не послушал доброго совета. Я никому не прощаю оскорблений, тем более предательства. Слышишь – никому! Иначе не достиг бы того положения и уважения, что имею сейчас.
- Решили устроить показательную порку или придумали более изощрённую месть?
- Скоро всё узнаешь, Вань. Не спеши, - улыбнулся Моисеевич, хотя глаза не излучали радости. В них таилась угроза.
- Боитесь вы правды, - массируя виски, чтобы хоть немного унять боль, произнёс я. – Но найдутся другие журналисты, которые откроют ваше истинное лицо и вскроют все махинации. Тогда может и прокуратура до вас доберётся.
Гульденман снова разразился неприятным смехом, глядя, как на сумасшедшего. Отсмеявшись, он схватил меня за волосы и вплотную приблизил свою откормленную ряху. От него исходил аромат дорого одеколона и хорошего коньяка.
- Вот скажи мне честно, как на духу – ты сам, по своей воле начал расследование моих дел, сунул нос в мой бизнес? – брызгая слюной, прохрипел мне в лицо Боря Моисеич. – Если ответишь, что сам, что твоей легкоранимой душе стало нестерпимо наблюдать мои махинации... Короче, если ты по своей инициативе влез в это болото, я обещаю тебе, что через час будешь дома и я выплачу компенсацию за моральный ущерб.