Гордость торжествовала недолго — мысли против воли вернулись к Лань Юэ. Вот для неё, видимо, недостаточно хорош. И почему это… так бесит?
Цзяо Ян отмахивался от этих мыслей, как мог, но получалось скверно. Он даже почти не угрожал расправой Тянь Сяою, когда та заикнулась о ненадлежащем состоянии красного ханьфу, почти не торговался с ней, сколько серебра ему положено за добычу ларца. Но даже так на награду хозяйка таверны не поскупилась, и теперь в рукавах приятно позвякивали монеты. Ноги сами несли Цзяо Яна в «Алую магнолию», как он убеждал себя, потому что понравилось тамошнее вино и сладости, а у владельца не будет к нему никаких претензий, потому что спеша увлечь на свой банкет, Хо Донмей походя расплатилась и за его заказ тоже. Что ж, теперь он и сам был в состоянии заплатить…
Как же он был разочарован, когда оказалось, что в поздний час двери заведения закрыты, в зале не горит свет, будто само здание погружено в глубокий сон. Пожалуй, если воспользоваться медной колотушкой, кто-нибудь да устрашиться его дурной славы и принесёт вина. Или лучше всё-таки пробраться внутрь незаметно, проучить глупцов, что беспечно спят в эту ночь? Стараясь определиться, что принесёт ему больше удовольствия, Цзяо Ян никуда не торопясь прогуливался вокруг «Алой магнолии», когда небо расцвело разноцветными огнями. В их мерцающем блеске он рассмотрел знакомый силуэт, застывший у открытого окна…
Лань Юэ не спала. Когда все, кого до дрожи боялся У Вэньхуа, ушли, обычные посетители тоже поспешили разойтись по домам. Хозяин гостиницы учтиво поинтересовался, не причинил ли ей вреда этот чёрный гость, с которым она сидела, на что Лань Юэ вежливо ответила, что всё в порядке и ни в какой защите она не нуждается. А вот в полном покое — пожалуй да.
— Кто бы ни хотел видеть меня, отсылай назад, — велела она, закрываясь в своих, пусть и на время, комнатах.
Лань Юэ села у окна, выходящего на чудесный сад, и посмотрела на ущербную луну. Где-то в этом городе под её бледными лучами бродят два человека с самой мрачной и пугающей славой в стране. Вопреки слухам и легендам, заклинатели, ступившие на тёмный путь, не были безумцами. Её клан не брезговал обращаться к таким, тот же Морх стал уже почти другом семьи, если в его сердце было место хотя бы для дружеских чувств, а не холодный расчёт и игра. Таким мог стать и Цзяо Ян, если бы на него не велась охота со стороны других кланов, желавших отомстить за все его выходки.
Может, вдруг подумалось ей, жених, которого собирался найти для Лань Юэ приёмный отец, окажется не так уж плох и она сможет его полюбить? А сам он будет достаточно добр, чтобы не указывать лишний раз на её изъяны… Влюбиться в Цзяо Яна значило бы обречь себя на добровольное изгнание и жизнь в дороге без кола и двора, либо смерть за измену клану. Может… Может и хорошо, что ему нравятся такие девушки, как эта Хо Донмей.
В тёмном небе вдруг расцвёл прекрасный цветок фейерверка. От сильного хлопка во дворах тут же залаяли псы. В день, когда должен быть объявлен траур по почившему господину Хо, люди радовались. За пределами сада кипела ночная жизнь, с улиц доносились весёлые голоса, иногда визги, пьяные песни, в то время как «Алая магнолия» опустела, а слуги спали.
Лань Юэ заметила тень, перемахнувшую через стену внутреннего двора. Заклинатель, конечно. Вор? Она отошла от окна, готовая в любой момент достать оружие. Через пару мгновений кто-то приземлился на крышу, а оттуда прямо на подоконник. Этой тенью оказался Цзяо Ян в привычной дорожной одежде.
— Что, — прищурилась она, — конфеты у Хо Донмей недостаточно сладкие?
— Почему же, — Цзяо Ян не заметил подвоха, — очень сладкие были конфеты, никогда такие не ел.
Лань Юэ поджала губы, внутри всё болезненно сжалось. Она сделала глубокий вдох и наконец спросила:
— Зачем ты сюда пришёл? Тут конфет нет. Возвращайся туда, где оставил одежду и голову.
Цзяо Ян деловито ощупал свою голову:
— Вроде нигде не оставлял, пока что держится на плечах. А насчёт одежды — ни за что я не вернусь к этой неприятной женщине! И никогда больше не соглашусь переодеваться в чьё-то барахло, которое нужно непременно вернуть…
Он подозрительно посмотрел на Лань Юэ:
— А ты, кажется, чем-то недовольна. Неужели тебя совсем не радует мысль, что я больше не хочу с тобой драться?
— А, так тебе ещё и не понравилось, что ты решил вернуться сюда после всего этого? И какая я сейчас по счёту? Может ты и передумал со мной драться, но я скоро передумаю тебя не убивать!
Фарфоровая ваза, до этого стоявшая на столике, в женской руке превратилась в грозное оружие. Цзяо Ян едва уклонился от неё. С улицы послышался звон разбитого фарфора. Пусть катится туда, откуда пришёл! К красавицам. Она готова была метать молнии и опробовать на нём новые заклинания и техники, в которых было ещё мало практики. Электрическая плеть Сунь Ли для этого вполне могла сгодиться.
И уж насколько Цзяо Ян был неопытен в понимании настроения женщин, слова Лань Юэ он услышал совершенно правильно. Она что, сердится из-за того, что он ушёл с Хо Донмей? Что за нелепость!
— Тебе-то какое дело? — вопрос, что терзал его весь вечер, теперь прозвучал открыто, — я же недостаточно силён и недостаточно прославлен по сравнению с тем рыжим демоном, не так ли? Или ты решила собрать коллекцию всех самых отъявленных убийц Поднебесной? Знаешь что, коллекционируй лучше ядовитых змей, они изворотливы и ядовиты так же, как ты!
— Да ты… да ты… — змеёй её ещё никто не называл. Лань Юэ сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и не швырнуть чем-нибудь ещё. — Этот степной демон, как ты говоришь, друг семьи, у нас был деловой разговор, который никак тебя не касается! И он, между прочим, никогда не издевался над моей внешностью, наоборот!
Она провела рукой по шее, где ещё недавно был огромный синяк, оставленный старым извращенцем Хо. Она прошлась по комнате и налила себе фруктового вина, быстро осушив чашу. И тут она вспомнила слова Морха, сказанные в момент представления Яна там, внизу.
— Подожди, ты что… — она повернулась к Цзяо Яну и посмотрела прямо ему в глаза. — Ты ревнуешь?
— Я… что?
Он растерялся. Цзяо Ян слышал от кого-то о странном чувстве, когда становится мучительно, вплоть до желания убивать, грустно, когда какой-то другой человек проводит время с кем-то другим, но даже не предполагал, что столкнётся с этим сам. Значит вот она какая — ревность?
— Мне просто не понравилось, что ему ты позволяешь себя трогать, а мне нет, хотя за тобой должок… — нехотя буркнул он.
Лань Юэ скрестила руки на груди:
— Ты оскорбил меня на реке, воспользовался моими же приёмами и, если не помнишь, это было сражение. Надеюсь, Хо Донмей повезло больше. А Морх, — она улыбнулась, — просто подыграл мне, чтобы тебе было не так весело проводить время за поеданием сладостей. Впрочем, плевать на эту Хо Донмей, нравится она тебе — пусть, — Лань Юэ махнула рукой. — И можешь не волноваться, скоро меня никто лишний трогать не будет, меня выдают замуж. Так что это, похоже, наша последняя встреча.
— Вот что ты привязалась к этой Хо Донмей? — до глубины души возмутился Цзяо Ян. Он в несколько шагов преодолел расстояние, что их разделяло. Лань Юэ на миг показалось, что он снова попытается до неё дотронуться или… но Цзяо Ян лишь взял со стола открытый кувшинчик и сделал большой глоток вина. — Чтобы ты знала, мне заплатили, чтобы усыпить её бдительность и ограбить. И даже выдали для этого тот красный ханьфу, который ты испортила.
Он вновь поднёс кувшинчик ко рту, но пить не стал задумался:
— И знаешь, мне, наверное, надо поблагодарить тебя за уроки учтивости. Возможно, мне даже стоит в честь этого простить украденного у меня даолаогуя…
Цзяо Ян стоял непозволительно близко, почти вплотную. Лань Юэ попробовала немного отстраниться, но за спиной был стол и отступать некуда. Боже, как глупо она себя повела! Всегда собранная и играющая только по своим правилам, теперь Лань Юэ была растеряна. Что ж, похоже, настал её черёд объясниться: