— К-какого срока?! — Викины глаза, беспокойно следившие за вышагивающим Панкратовым, округлились.
— Приличного! По 106-й, часть вторая… Убийство, между прочим. Якобы непреднамеренное. Но это ее адвокаты отмазали… Похоже, по ее заказу за тобой и следили.
— Господи! — Виктория беспомощно посмотрела на Валентина. — Ты это точно знаешь?
— Не то чтобы точно. Но цепочка получается интересная: кошелек вполне может быть Желтовой. Понятно, что сама она за ним не явится…
— Да почему именно она?!
— А ты рассуди. Постоянных клиентов мы отбрасываем. Из редких посетителей трое были вне подозрений сразу, четвертому я успел дозвониться и отбросил тоже. Остается Шина… Ну, а дальше сплошная логика. Листок с распечаткой и фото ей, судя по всему, передали непосредственные исполнители… Неясность только в том, случайно или нарочно сия роковая дама уронила кошелек. Если второе, понятно, что в целях запугивания жертвы.
— Чушь! — резко щелкнув зажигалкой, Виктория нервно прикурила. — Есть куда большая неясность: на кой черт я понадобилась этой бандитке? Чепуха несусветная! А если нет — объясни.
— Необъяснимых вещей, Вика, на свете не бывает… — Панкратов остановился напротив ее стола. — Да не нервничай ты так!
Ему вдруг стало жаль эту такую красивую, уверенную в себе, богатую женщину, словно теплая вспышка воспоминаний о совсем иной Вике на мгновение осветила сегодняшний день. И, так и не найдя нужных слов, он пробормотал до тошноты банальное: «Все будет хорошо…»
И судя по тому, как она ответила, понял, что и Вика на какую-то долю секунды очутилась в давнем прошлом. А иначе и не к чему, и не к кому было отнести эти ее слова: «Хорошо уже было…»
На самом деле майор Валентин Панкратов никогда еще не был так далек от истинного понимания Виктории Сергеевны, как в этот момент…
10
Прежде чем войти в подъезд, Настя подняла голову и, что-то шепотом пересчитав, нахмурилась. Потом проделала свои подсчеты еще раз и расстроилась окончательно: Пашины окна были темны, значит, его нет дома… Настя присела на скамейку возле подъезда. Слишком прямая по натуре, она и не пыталась объяснить свое враз испортившееся настроение чем-нибудь вроде основательно поднадоевшего за эти дни ворчания бабы Дуни. Или, например, усталостью.
— Я влюбилась, — тихо прошептала девушка. — Нет, я не влюбилась, я его просто люблю… люб-лю…
Она словно пробовала это округлое, как морские камешки, обточенное вечностью слово на вкус, осторожно перекатывая его губами. «Люб-лю…» И вновь подняла голову: вначале к Пашиным окнам, а потом еще выше — к небу.
«Погода хорошая, а звезд почему-то не видно…» — с некоторым изумлением подумала она.
«Господи! Сделай так, чтобы он был у нас!» — подумала Настя, поднимаясь наверх в скрипучем лифте. Видно, Бог услышал ее! Потому что именно Павел и выглянул в прихожую, едва Настя переступила порог. Ее радости не помешал даже тот факт, что лицо его было хмурым и озабоченным. И только войдя в гостиную, Настя и сама почувствовала что-то неладное. Вопреки обыкновению, Мария Петровна не хлопотала возле стола в ожидании Настиного прихода. С побледневшим и заметно осунувшимся лицом, она лежала на диване, а возле нее суетилась Ромашка, перебирая какие-то пузырьки на маленьком, придвинутом к дивану столике. Настя охнула и с беспокойством уставилась на Пашу. Эти лекарственные пузырьки были слишком хорошо знакомы ей по маминой многолетней болезни.
— Сердце?! — В мгновение ока она оказалась возле своей хозяйки.
— Успокойся, Настена. — Мария Петровна улыбнулась. — Ничего особенного… Помнишь картину, где больной Некрасов принимает друзей? По-моему, похоже.
— Сердце — это всегда особенное… Павлик, что случилось?
Ответила ей озабоченно хмурившаяся Ромашка:
— Итог визита старого друга Самсонова!
— А-а-а… Теперь ясно, — покачала головой Настя.
— Глупости! Ничего тебе не ясно, — возразила Мария Петровна. — У меня это иногда бывает, и с визитом Самсонова никак не связано… Мы очень мило посидели, вспомнили былое…
— Вот-вот, — кивнула Ромашка. — Наверняка о Джоне говорили!
— О Джоне? — Настя недоуменно посмотрела на Снежану. — А кто это?
— Тайна сердца! — Мария Петровна сердито глянула на Ромашку и села вопреки попытке Павла помешать ей это сделать. — Вам, девушка, все-таки следует хотя бы изредка придерживать язычок!