Выбрать главу

Рыжий докторишко с наглыми глазенками, подмигнув хозяйке роскошной квартиры, на прощание поинтересовался, подойдет ли диагноз «приступ аппендицита»? К этому моменту триста «зеленых» уже успели исчезнуть в его кармане. И Милочкино сердце даже не дрогнуло, когда зычно храпящего Леву погрузили на носилки двое вызванных снизу санитаров.

Спустя ровно шесть минут после того, как дверь за дюжими санитарами захлопнулась, слух Милы уловил звук ключа, повернутого адвокатом в двери прихожей…

23

— И это ты называешь прекращением слежки?!

Панкратов покачал головой и, сочувственно взглянув на Вику, вернулся к фотоснимкам, целая пачка которых лежала у него на коленях.

Бледная как полотно Виктория ничего не ответила майору. С ее места было прекрасно видно, какой именно из найденных ею снимков разглядывает Валентин. Бросив взгляд на тот, что он в данный момент держал в руках, она устало прикрыла глаза и откинулась на спинку своего стула. Но даже тени смущения не проступило на ее лице…

— Знаешь, — майор с трудом отвел глаза от фотографии, — в нашем отделе до сих пор на двери висит твоя карточка — с конкурса… Ты там ничего, такая… блондинистая…

— Ты же не любишь блондинок, — равнодушно заметила она.

— Блондинки тоже меня не любят, так что все взаимно… Нет, ты там правда хороша необыкновенно.

— Неужели лучше, чем здесь? — Вика приоткрыла глаза, и в глубине ее зрачков мелькнула насмешка.

Майор слегка покраснел и пожал плечами:

— Ну здесь — вне конкуренции… Работал профессионал, и оптика неплохая…

— Да, несколько интимно, но вполне отчетливо…

— Это ведь твоя квартира? — Панкратов заговорил подчеркнуто сухо.

— Я бы даже уточнила, что это моя спальня.

— Но, насколько я понимаю, это не Стас.

— Да, со зрением у тебя полный порядок. — Она жестко сжала губы. — Это не Стас.

— Снимки явно сделаны из дома напротив…

— В доме напротив идет реставрация, там никто не живет.

Панкратов молча собрал фотографии и аккуратно положил их в конверт, который Виктория достала из ящика собственного стола минут двадцать назад. На лице майора мелькнуло выражение ярости.

Ему понадобилось не более секунды, чтобы взять себя в руки. Когда он снова заговорил, голос его был абсолютно спокоен.

— Что ж, мы имеем дело с профессионалом, обладающим совершенной аппаратурой и агентурной наглостью. С твоего позволения, начнем с начала… Когда ты последний раз заглядывала в этот ящик?

— Точно не помню, либо вчера, либо позавчера… У меня там всякая ерунда лежит…

— Кто мог зайти в кабинет в твое отсутствие?

— Теперь мне, Валя, кажется, что кто угодно… — Вика вздохнула и с отчаянием посмотрела на Панкратова.

— Ладно, опрошу позже охрану… Как считаешь, с какого момента велась съемка?

— С того момента, как мы нашли кошелек. — Она сказала это твердо и уверенно и добавила со злостью: — Они загоняют меня в угол!

— Просто дилетантов сменили профессионалы… Успокойся. Если начнешь паниковать, будет хуже. Ведь именно этого от тебя и добивается… некто…

— Успокойся! — Виктория презрительно фыркнула и посмотрела на Валентина с яростью. — Меня подслушивают, за мной подглядывают, весь салон напичкан шпионами… Каждое мое слово, каждое движение фиксируется каким-то маньяком!..

— Вика!

— О нет!.. — Она поднялась из-за стола и решительно сжала кулаки. — О нет! — повторила она. — Они знают обо мне все, но они не знают меня!..

Чувство восхищения этой женщиной, ее мужеством, силой ее натуры и красотой невольно овладело Валентином. В ярости хозяйка салона была, оказывается, тоже необыкновенно хороша. Возможно, красивее, чем на том упомянутом им снимке с конкурса красоты… И лишь несколькими минутами позже, когда Панкратов уже покинул кабинет Виктории и, позабыв о своем намерении перекусить хотя бы бутербродами, шел к выходу из салона, сомнения вновь проснулись в его недоверчивой душе…

Тертый калач, майор Панкратов так же, как и Вика, навсегда утратил способность верить кому бы то ни было целиком и полностью… Это началось с того момента, когда служебное преступление железобетонной плитой опустилось на его совсем не слабые плечи… Уже подходя к управлению, Валентин с горечью усмехнулся: он по-прежнему не мог решить, на чей счет следовало отнести это непреодолимое желание уподобиться знаменитому Станиславскому с его сакраментальным «Не верю!». На свой или же на счет его нынешних клиентов?..