— Вы сказали, что раньше их не встречали. Как вы считаете, кто они такие?
— Без понятия. Именно поэтому мы и обратились к полиции. Я полагал, вы разберетесь в этом и выясните, что те уроды делали ночью в лесу, а также для чего им понадобилось нападать на нас.
Следующие минут десять Джонсон ходила по кругу, задавая одни и те же вопросы. Она меняла построение фраз, петляла, провоцировала, пыталась запутать и подловить меня на лжи, но я упрямо твердил сказанное ранее. Казалось, за прошедший промежуток времени я наизусть заучил все возможные вариации ее хитроумных уловок.
— Вам не показалось странным их поведение или внешний вид? — прозвучало в третий раз.
Очевидно, она добивалась от меня подробных описаний именно их внешности и поведения. На миг я задумался, не рассказать ли ей обо всем, что успел увидеть и понять, но тут же обостренное чутье подсказало мне притормозить. Она явно заманивала меня в расставленную ловушку и только ждала момента, когда я оступлюсь.
— Я уже отвечал вам на это, инспектор, — жестко отчеканил я. — Там было темно. Все происходило ночью, как я уже тоже говорил. Луна светила, но что-либо разобрать было невозможно. Единственное, что мне удалось заметить, когда один из них прыгнул к нам на капот, так это его грязную рожу. Он весь был перепачкан в грязи. Об их поведении я уже тоже упоминал. Те трое вели себя как психи или как упоротые наркоманы.
После этих слов Джонсон долго прожигала меня изучающим взглядом. Им она словно хотела проделать в моем черепе сквозное отверстие, чтобы заглянуть затем внутрь и убедиться, что я ничего не утаиваю. Я уже готовился к следующему витку ее расспросов, как она вдруг сменила пластинку.
— Я правильно понимаю, Джон, что два года назад у вас умерла жена?
Теперь я опешил вконец. Эта высокомерная, заносчивая женщина-инспектор из особого отдела уже основательно действовала мне на нервы и лишь усилием воли я сохранял остатки самообладания. Испытывая настойчивое желание послать ее куда подальше, подчеркнуто спокойным тоном я спросил:
— Какое это имеет отношение к случившемуся?
— Сейчас вы один воспитываете дочь? — не реагируя, поинтересовалась она.
— При чем здесь моя жена и дочь? — срываясь на крик, взревел я.
Не стоило этого делать. «Спокойнее. Просто отвечай на ее тупые вопросы и все», — мысленно настраивал я себя, но чувствовал, как от сдерживаемой ярости в теле каменеет каждый мускул. Когда Билл положил ладонь мне на плечо, я вздрогнул от неожиданности.
— Успокойся, Джон. Это всего лишь вопросы, — с напором проговорил он.
По его застывшей позе, а также сурово сдвинутым к переносице бровям я уловил желание помочь. Всем своим видом Билл открыто предостерегал меня от опрометчивых слов. Глубоко вобрав в себя воздух и затем шумно выдохнув, я посмотрел Джонсон в глаза и ледяным тоном произнес:
— Да, моя жена умерла от острого лейкоза два года назад. И да, я один воспитываю дочь. Родственников у нас нет.
— Понимаю, Джон, — нисколько не изменив выражения на холеном лице, так же холодно проронила она. — В вашем досье указано, что год назад вы попали сюда за драку и оскорбления в учебном заведении вашей дочери. Тогда вы напали на Олби Миллера и его жену. Все верно, Джон? И насколько я могу судить из отчета, вы были пьяны. Это ведь не первая ваша драка в состоянии алкогольного опьянения?
Я молчал, поэтому Джонсон как ни в чем не бывало продолжила:
— Кроме прочего, из того же досье следует, что в двадцать лет вы привлекались к ответственности за вождение в нетрезвом виде, в девятнадцать за драку, а в семнадцать за мелкое хулиганство и нарушение общественного порядка. Еще раньше у вас случались и другие, более мелкие правонарушения. А в двадцать два года вы и вовсе были замешаны в краже со взломом. Впрочем, вина не была доказана, но тем не менее… Я все правильно перечислила?
Рефлекторно мои руки сжались в кулаки, а правая нога начала дергаться вверх-вниз, производя при этом повторяющийся шаркающий звук. Опомнившись, я заставил себя остановиться.
— К чему вы клоните, инспектор?
Сдерживать все нарастающий гнев мне удавалось с огромным трудом, но теперь я опять говорил спокойно.
— Отвечайте на заданные вопросы.
— Да, мы с Миллером повздорили и я ударил его. Он оскорбил мою дочь, поэтому я взорвался. И да, я признаю, что был пьян. После смерти жены у меня был непростой период, но сейчас я с ним справился. Вот только мне не понятно, каким образом это относится к делу и тем более не понятно, зачем вы напоминаете о том, что случилось пятнадцать лет назад?