— Моисей Шлемович, — предложил я ему вполголоса, — куда нам сейчас тащить обе бутыли? Да и на чем?
И внимательно посмотрел ему в глаза.
Интендант почесал за ухом, мотнул головой и согласился со мной, что в двуколку все не влезет.
— Вот и я о том же, — продолжал рассуждать. — Одну бутыль мы пока оставим у вас. Мало ли что случиться может в этом каретном сарае, в котором сейчас перевязочный пункт? Лучше вы нам саквояж подыщите под нашу старую одежку. И прикажите запрягать санитарную двуколку.
— Вы совершенно правы, Георгий Васильевич. — Интендант даже руки потер, как муха перед обедом. Никак в предвкушении удачных гешефтов со спиртом в период сухого закона. Я же ему сразу за две бутыли в складском талмуде расписался. — Сейчас распоряжусь насчет двуколки. Ее сразу к вашему подразделению приписать или с возвратом?
— Лучше сразу. Она же и так нам положена.
— Таки да, — согласился интендант.
Пока мы с Шапиро носились по амбарам, пока запрягали в нашу двуколку красивую рыжую кобылку с тонкими ногами, пока нам выделялся из личных закромов интенданта объемный американский сак, Наталия Васильевна успела пошить две нарукавные повязки белые с красным крестиком посередине. На завязках.
Переоделись в обновы мы там же, в амбаре. И повязки нацепили на левые руки. Наталия Васильевна лишь картуз надевать не стала, обошлась косынкой сестры милосердия. В неушитом вороте гимнастерки ее шейка стала похожа на гусенка, поэтому венгерку она на плечи накинула.
Я же не преминул подпоясать френч австрийским ремнем с «манлихером».
Погрузили все в двуколку и, тепло простившись с испуганно-заботливым интендантом, не торопясь покатили к волостному управлению. К обжитыми уже нами каретному сараю и сеновалу.
Заезжая во двор волостного правления, мы неаккуратно столкнулись с Мехлисом, который ловко перехватил нашу лошадь под уздцы, слегка отскочив в сторону. А то бы мог не отделаться легким испугом при столкновении с гужевым транспортом. Лечи его потом. А отпуск?
— Вижу, обживаете свое подразделение, товарищ начальник пепепупо? Похвальная деловитость. — Комиссар нам задорно подмигнул.
— Лев Захарыч, хоть ты бы не смеялся над моей должностью, — с укоризной ответил ему с высоты двуколки.
— Все, больше не буду, — улыбнулся комиссар, ласково поглаживая лошадиную морду. — Хорошая кобылка, справная. Интересно, за что так полюбил вас Шапиро, что англизированного дончака вам в оглобли отдал?
Я сделал удивленное лицо и развел в стороны руки. Типа знать ничего не знаю и ведать не ведаю.
А Мехлис уже переменил тему:
— Чаем меня угостите в качестве компенсации за наезд?
— С удовольствием, — подмигнули Наталии Васильевне. — Только у нас чай особый, революционный — бээсбэзе.
— Не понял. — Мехлис действительно выглядел озадаченным. — Какое безе?
Тут я откровенно расхохотался:
— Это означает, что чай «без сахара и без заварки».
Вылез из двуколки сам и подал руку милосердной сестре, помогая той выбраться на твердый грунт. Потом, взяв лошадь за уздцы с другой стороны от комиссара, повел ее с повозкой к каретному сараю. Мехлис пошел со мной, так как все еще держался за недоуздок.
— Уел, трубка клистирная. Отомстил за пепепупо, — констатировал комиссар. — Веселый ты человек, Георгий Дмитриевич, как я посмотрю.
И не понять — то ли в похвалу это мне, то ли в упрек.
— А чего унывать, — поглядел я ему в глаза прямо, — уныние есть смертный грех, как попы учили. Что наши, что ваши.
— Наши попы называются раввинами, — возразил Мехлис, помогая мне открывать дверь в конюшню.
— Это мне монопенисуально.
Я сбил фуражку на затылок и стал выпрягать кобылу из двуколки.
— Георгий Дмитриевич, так кипяток ставить? — подала голос Наталия Васильевна из ворот каретного сарая.
— Всенепременно, — обернулся я к ней, — как же мы комиссара без чая оставим? Да еще в присутствии Ревтрибунала в расположении части. Это будет крайне неосмотрительно с нашей стороны. Могут заподозрить в контрреволюции.
Смеялись уже втроем. Здорово, когда начальство шутки понимает. Хуже, когда оно такое, как товарищ Фактор со всей революционной и очень серьезной тупостью.
А еще за это время я подумал, что можно так вот запросто спалиться лексиконом двадцать первого века. Как два пальца об асфальт. Ну, вот… Теперь за губой следить надо. И базар фильтровать. Как штандартенфюреру Штирлицу, который пока где-то в Красной армии на посылках бегает как Максимка Исаев.