«А вдруг у него под рясой маленький нож для чистки овощей? Что если про меня что-то узнали и именно он должен убить меня? Ладно, нужно держаться непринуждённее». – мыслил Мифус, пока вглядывался в неуверенное лицо собрата.
– Вот лично ты, когда в последний раз преподносил почести нашему владыке? – этот высокий и косматый брат говорил слишком уж взволнованно, его явно мучили муки, и только в нём, почти безмолвном он пытался найти ответ на свои терзания.
– Честно сказать, мне нечего было отдать достойного, пришлось подождать целых три дня. – легко ответил одиночка, вглядываясь на его руки, которые слегка подёргивались.
– А я аж... Не говори только никому! Целых семь дней. Мне стыдно перед всеми, включая тебя. Тебе одному я раскрыл правду. Надеюсь, ты не выдашь меня, а лучше того, дашь хороший совет. А?
«Да уж, обработан под корень. Такому только и нужно, что поддакивать, уклончиво отвечать и говорить, как нужно действовать».
Мифус отозвался:
– Ну то, что целых семь дней это конечно же плохо, да. Нет, это даже не плохо, а ужасно. Но ты как-нибудь обязательно наверстай упущенное, и постарайся такое никому больше не говорить, хорошо? Я понимаю, что ситуация может быть разной, но ты самое главное не отчаивайся и старайся, во имя Адишола. Помни его великий лик и наш долг перед остальными.
Они постояли молча. Так называемый брат смотрел смиренно в пол. Одиночка решил не шевелиться и выждать его ответа. Прошла минута, этот брат думал долго, иногда что-то бубнил и малость кивал.
– Брат, честно, нет подходящих слов, чтобы описать то, как ты мне помог. Я никогда не забуду твои слова и твоё лицо. Я благодарю тебе. Как будут деньги – откуплюсь.
– Да не нужны мне деньги. Я, кроме того, как служу нашему божеству, ещё хорошо в этом же здании подрабатываю столяром, мебель резную изготавливаю. Ступай же с добрым словом, брат. – одиночка хлопнул того по плечу и добродушно кивнул.
Оставшись наедине с собой, он грустно оглядел высящуюся до сводчатого потолка высокую статую Адишола и грустно подумал:
«Зря я понадеялся на своего друга, который был недавно убит во время защиты святыни. Некоторые верующие в новых богов ещё более фанатичны, чем весь наш культ вместе взятый. Зря он вызвался помогать в захвате новой церкви, дабы подняться в ранге. А я же, возможно зря начал в своих думах идти против этого божка. Но картина происходящего в моей голове вряд ли изменится. Никто этого не оценит и не поймёт. Зря я вообще сюда попал, выход из этой дыры только один возможный – во время вербовки кого-то вне этого святилища. Но, как назло, мой ранг не повышают уже целых шесть лет».
Спускаясь вниз по каменной лестнице, он заметил то, что молящиеся прекратили действия и пытались кому-то помочь. Братья и сёстры окружили одного единственного человека, и начали расспрашивать, что стряслось. Он, истекающий кровью, с трудом назвался Башилом и потерял сознание. Его быстро унесли на четвёртый этаж и сделали всё возможное с ранами. Одиночку озарила улыбка, он узрел и почувствовал, что именно этот человек послужит ему помощью. Пусть даже он сильно ранен, но по доспехам и крепко-сложенному телу ему стало понятно, что это бывалый воин, которому сильно не повезло, но который переступил не через одну трудность в жизни.
Этим солнечным днём люди Вельмола смогли отыскать противника Ронэмила, и почти было ликвидировали его, но им помешала стража.
«На верхние этажи меня не пустят, но зато когда ты выздоровеешь – я непременно уговорю тебя на помощь». – Мифус смотрел, как кто-то додумался перетянуть рану тканью, но он всё равно кровоточил, пока его быстрым шагом несли по широкой каменной лестнице.
Противник Ронэмила – теперь он стал почти что копией своего давнего врага – по иронии судьбы, руки он лишился точно так же, как и одноглазый. И раз уж он выжил – видимо им вновь суждено сойтись в бою. Но Башил не знал того, что случайно и при этом насильно примкнул к их культу. На его счёт перешёптывались и уже с первого дня начали ходить разные слухи – но Башилу было всё равно, он просто набирался сил. Цель у него была только одна – разыскать и прикончить Ронэмила. Один из Самоотверженных проболтался на счёт того, почему они затеяли бой с ним – из-за мести. Пользуясь одной рукой вместо двух, он чувствовал себя будто бы наказанным за что-то, а иногда он просто думал, что так и должно быть.
«Случайностей не бывает». – твердил он себе.
В отличие от Ронэмила – ноги он почти не тренировал, но уцелевшею руку каждый день разрабатывал по-разному; с каждым днём она становилась более изворотливой и сильной. Башил хотел убить своего противника по-особенному – зажав одну руку ногами, а своей единственной сломать целиком шею здоровой рукой. Он об этом мечтал уже больше месяца, сколько же находился безвылазно в культе, столько же и старался в своих упражнениях – пока его не видели остальные. Башил уяснил одно и точно: от этого съехавшего с катушек культа нужно бежать куда подальше, но все возможные выходы как назло даже ночью охранялись.
Наместникам он не верил, как и каждому сказанному их слову, но повиновался так, словно пёс, не евший несколько дней. Он вообще верил лишь себе, и на себя же полагался. Ну а теперь, когда он стал чем-то редким и опущенным, но при этом сильным духом и не ведающему поражение в разуме – на действия его толкала только злость, которая разрушала изнутри.
Находясь в своей скромной комнате, он отжимался и зло думал:
«Плевать на вас и всех остальных, пока не отомщу – вряд ли успокоюсь. Одноглазому тогда просто повезло, как и мне в том, что меня подобрали эти фанатики. Надо было его добить. Он уж точно не выйдет из нашего последнего боя живым – нет... Тогда, когда он был юношей, я не был виноват том, что попал именно в глаз. Это была чистая случайность, разве не мог он тогда додуматься до этого?»
Чутьё боевых условий подсказало ему, что к нему идут трое. Он быстро встал с пола и присел на скрипучую кровать, принявшись читать пергамент с проповедью. Они отпёрли дверь на замок, хотя он и сам мог, если бы захотел, вышибить дверь. Пройдя и окружив его, они закивали друг другу, а он сделал вид, что они только сейчас пришли.
– И мы вновь приветствует тебя, брат. Как рука? – заговорил самый низенький, с таким же голосом.
– Извините что не обратил внимание сразу, зачитался – виноват. – скорбно произнёс Башил. – Рука, как видите, стала уже крепко держать предмет, и я даже сам пить и есть могу! – игриво возрадовался он, желая того, чтобы они побыстрее отстали.
– Каждый из нас рад твоему скорому выздоровлению. Владыка посоветовал каждому из нас прочитать новое слово, что было услышано им во тьме. Скоро начнётся Великое восстание, и мы настигнем Самоотверженных. Он хотел передать лично тебе то, что верит в тебя. – другие просто стояли и оценивающе вслушивались в каждое продуманное для него слово.
В это же время Башилу думалось:
«Тупые прихвостни какой-то шавки. Но, к сожалению, нужно держать тупую улыбочку и со всем соглашаться. До поры до времени».
– И это замечательно, я как раз почти дочитал прошлый свиток. Знаете, скажу по правде – мне очень нравится символ нашего культа. Эта серая рука вдохновляет меня и буквально поддерживает, я вижу в ней некий мистицизм и сходство с моей рукой. Это даёт задуматься о том, к каким же хорошим людям я попал и как же мне повезло! – взволнованно произнёс он с поддельной улыбкой добродушия.
Пока Башил сквозь слова думал о них, другой кивая в такт его слов и тоже раздумывал о нём:
«Да, что бы ты там на самом деле не подозревал на наш счёт – мы знаем о тебе гораздо большее, чем ты думаешь. Руку, значит, тренируешь – но с какой целью? Простая компенсация из-за потери другой? Вряд ли. В твоих глазах видна ненависть к кому-то, наверное, это и причина тренировок. Но мы уж точно не станем мешать калеке работать над собой. Тем более, тебя, вроде бы, заинтересовали наши ежедневные рукописи. Ты как будто бы фанатик, коих тут множество. Но, безусловно, отличаешься тем, что явно бывший воин и потерпел колоссальное поражение. – мыслил самый худосочный из них, смиряя Башила строго. – Что из этого можно заключить? Такой как он – вполне может тренировать остальных».