«Нет, я не подохну как подопытный в руках чудовищ. Меня ждут, на меня надеются». – гневно подумал он, и от дум этих всё тело его с разумом разгорячились.
Чернобородый сжал зубы, кулаки, и решительно побежал через толпу обезумевших. Кулаками, плечами и всем телом он прокладывал себе путь куда-то наверх, к широкой лестнице. Он, не щадя никого на своём пути, сбивал каждого попавшегося. Они задевали друг друга, падали, издавали гортанные звуки нестерпимой боли, пытались укусить нападающего, но он уже был стремительно далеко, на вершине каменной, широкой лестницы.
Чем выше он поднимался, тем настойчивее был слышен мерный ход часов. Вельмол открыл со скрипом двойную дверь, и вошёл в безлюдную, но гораздо ухоженную комнату, чем он видел до этого.
На всю комнату был расстелен протёртый живописный ковёр, на котором был выткан пейзаж раннего утра, умывающихся нагишом под водопадом молодцев и девиц. Женские тела без изъянов притягивали взгляд встревоженного Вельмола. Возле спада реки виднелись кучные заросли, из которых, с оскалом, выглядывал на будущих жертв массивный хищник.
На стенах с деревянной отделкой виднелись картины, сцены охоты или портреты неизвестных ему людей. На стойках и держателях стояли арбалеты, луки, и различные трофеи голов животных.
«Кто бы это ни был, он явно увлечён охотой. Должно быть ему приносит удовольствие убивать исподтишка невинных и беззащитных зверей с помощью могучего оружия, и, судя по роскошной обстановке, это не ради пропитания». – печально подумал он, глядя на чучела белок, сов, и огромного оленя.
Вельмол подошёл к тёмному лакированному столу, присел на удобное кожаное кресло и почувствовал себя неуютно, глядя на миску со сгнившими фруктами, в которых вились длинные, бледные черви.
В ночном лунном свете, изливающемся со стеклянного потолка и одной мерцающей зажжённой лампе на столе, освящающей комнату, у него создалось бредовое впечатление, будто бы это он убивец. Глаза животных смотрели по живому, с укором. Вельмол мотнул головой, прогнал ненужные мысли и устремил внимание на стопку бумаг на столе. Пробежавшись по одной такой глазами, он уловил смысл, что это истории болезней неизлечимых пациентов и экспериментальные методики им во благо. Напольные громоздкие часы грозно пробили восемь вечера, Вельмол малость насторожился и прервался в чтении.
«Мне бы карту этого замечательного места, а не чужие проблемы». – подумал он, выискивая что-нибудь полезное во внутренних ящиках стола. Ему попадались невпопад забытые и ненужные вещи, такие как; футляр, внутри которого находился монокль в серебряной оправе, маленькая книга «Скромность красит человека», как только он прочёл это, тут же взахлёб рассмеялся и сказал вслух:
– Ну да, скромность и такая дороговизна в комнате, вот уж ирония и ломаная логика.
Далее он нашёл нюхательный табак, опробовал засунув в нос, здраво чихнул и малость приободрился. Вельмол прикоснулся к ржавой связке ключей, и его пронзила колкая ледяна боль внутри головы. Ему явилось мгновение прошлого.
Когда он, моргнув, открыл глаза, то увидел, что комната была более оживлена, чем сейчас. Зажжённые свечи мягко светили, к доктору, по видимому самому главному, явился угрюмый головорез, державший на вытянутой руке отсечённую голову девушки без глаз, а в другой руке он волочил по полу её бездыханное тело. Вельмол запомнил эту нахальную морду с клеймом на лбу в виде острого треугольника.
Пока чернобородый крепко сжимал в руке холодную связку ключей, он будто бы чувствовал и отчётливо видел эмоции находящихся в этой комнате людей, но отчего-то настроение его было разбитым. Он мог подходить вплотную и замечать мельчайшие движения глаз и лиц присутствующих. К двоим в комнате добавился десяток разнотипных людей, среди них были; молодые практики, зрелые доктора, и двое надсмотрщиков.
Хоть Вельмол и не слышал их разговоров, но зато в этой замедленном видении он хорошо успевал замечать эмоции и жестикуляцию с многозначащими переглядываниями, по которым он мог определить приблизительно сказанное. Чернобородый попробовал прикоснуться к человеку у стола, но его рука прошла насквозь. Он не удивился.
Головорез принял, как понял Вельмол, деньги за пойманную, или провинившуюся подопытную, но раскрыв мешочек его взгляд остановился на монетах, переметнулся на главврача, затем снова вернулся к мешку. Он с брезгливостью швырнул его в одного из практиков. На это бурно, с широко раскрытом ртом и тыча пальцем в головореза среагировал главврач, скомандовав накинуться на вооружённого убивца своим людям с ремнями для обездвиживания. Да, он произвёл отчаянный удар вширь в надежде задеть нападающих со всех сторон противников, и у него это скорее получилось. Он задел парочку практиков с уколами с левой стороны, а вот быстро среагировать на остальных не успел. От крепкого удара под дых от надзирателя он поник и ослаб, это было видно по мутному взгляду и обронённому оружию на пол. Его быстро повалили на пол, скрутили, и обкололи какой-то чёрной мутью. Он брыкался, противился, крутясь в разные стороны, на его лице виднелась гримаса боли.
Вельмол, вздохнув, проронил:
– Вот как они справляются с неповиновением...
Далее, после сильной вспышки перед собой, он увидел, как пришёл конец и запущенность этого места.
Он, присвистнув, удивился и подумал:
«Вдруг увиденное как-то поможет мне сбежать?»
Чернобородый, очутившись в длинном коридоре, сообразил из общей шумихи и попыткам усмирения многочисленных пациентов, что кто-то один ночью вздумал всех их разом освободить со злым умыслом под ночную тишь. Стоило молодому хирургу провиниться на операции один раз, показать себя с худшей стороны – унизительное понижение последовало незамедлительно. Он не мог простить ни себя, ни управление этим вшивым притоном.
Его желание было таковым:
«Так пусть же те, о ком я заботился, возымеют власть над горсткой самолюбивых старых пней». Этими же ключами, что держал Вельмол в своей руке, молодой хирург отпер все до исключения двери с громким призывом:
«Насильно замкнутые – распространяйтесь, живите!» – ликовал тот, бешено нападая на медперсонал, когда-то бывших друзей и доверенных коллег.
«Обезумел также, как и его пациенты. Возможно зло заразно, передаётся». – устало подумал Вельмол, глядя как он калечит медперсонал и веселится, подбадривая остальных криками и призывом к свободе.
Хирург бегал по коридору, пробежал насквозь через тело Вельмола, был обмотан кишками на шее, и остальным тоже раздаривал кровавые подарочки; те не противились, им было всё равно. Вельмолу тяжко было смотреть на этот хаос, его мутило, подташнивало, но он не отпускал связку ключей с желанием разузнать побольше, раз уж то получалось.
Минутами ранее чернобородый потревожил, разозлил улей умалишённых. Они добрались до кабинета; стучали, царапали и бились головами о дверь забаррикадированного кабинета. На данный момент он, видя явления прошлого, всего этого не слышал, в отличие от преследовавших его надзирателей.
Им ничего не стоило разогнать встревоженную толпу, выбить дверь, и с лёгкостью скрутить не оказавшего никакого сопротивления Вельмола. Связка ключей упала на пол вместе с ним, связь с прошлым оборвалась.
Он пришёл в сознание и увидел нахальную морду с клеймом на лбу, и Зетнию, покачивающую головой, сказавшую:
– Сто сорок третий, ну что с вами в самом деле не так? Вам мало того, что вас после всех содеянных ужасов оставили в живых? Зачем же вы бежите к верной смерти? Боюсь, мне ничего не остаётся, как перекинуть вас на других – они-то не будут так милостивы!
Лебединский Вячеслав Игоревич.1992. 21.03.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)
Глава тридцать пятая. Опасность близко.
Приятного чтения)
Как и Вельмола, Сури кое-как удалось изловить, но так было не с Ивралием и остальными. Команда вернулась в логово после штурма цитадели Мистамина и заметила полное отсутствие лидера, следы битвы в катакомбах и напряжение Гапдумола. Его расспросили о том, что же происходит, куда подевался чернобородый. Старик видел будущее, но никак не мог поведать его остальным. Это сильно его злило, особенно в такой опасный момент. Среди всех вариаций событий он смог просчитать для каждого тот, который будет наиболее благополучным.