В ночи свет далёких разноцветных вспышек в небе озарил округу. Воины и наёмники сбились с пешего ритма, прекратили вовсе идти и сгруппировались в одну кучу от страха, который пытались скрыть. Для многих это было что-то ненормальное, некоторые говаривали, что эти вспышки неспроста, а для устрашения от Безымянных колдунов. Капли дождя нескончаемо тарабанили по броне солдат и кожаным накидкам наёмников, которым не выдавалась броня. Дождь с градом был настолько сильным, что калечил открытые участки тела наёмников, не додумавшихся вовремя защититься щитом. Они быстрее солдат вымокли до нитки, но никто особо не жаловался, понимая, что в ближайшее время они выйдут победителями из очередного набега и получат свои долгожданные денежки.
Капитану не нравилось то, что армия струсила. Он взревел на них со всей яростью, призвав собраться с духом и идти дальше. Некоторые не могли устоять перед его повелительным возгласом, и действительно повиновались, начали выдвигаться дальше.
Спустя треть часа, завидев вдалеке свет огней и деревянные бараки и хибары, армия императора Мистамина, под руководством капитана Отамира, обрадовалась увиденному и ускорилась. Вельмол придирчиво осмотрелся по сторонам, и навсегда запомнил многочисленные, чуть ли не чёрно-мёртвые деревья, стоящие без единого листочка на ветвях. В ночных вспышках гроз он приметил траву под ногами, которая была тёмно-серой, чахлой. Земля от дождя как на зло была липкой, скользкой, что мешало воинам быстро передвигаться. Чернобородый оглядел лица солдат и наёмников и навсегда запомнил решительных молодых парней, и возрастных мужей, с лицами печальными, чуть ли не скорбными. Видимо последние понимали, что в скором времени принесут этой деревушке лишь одно: смерть.
Чернобородый Вельмол, который был средне-преклонного возраста, понимал, что занимается чёрной работой, несущей несчастья. Но также он твёрдо осознавал, что самое главное так это то, чтобы его семья из шестерых человек не знала бед, чтобы не голодала и не мёрзла так, как это часто бывает в зиму с жителями Горбри. Семья для него была превыше всего, чужие люди, со своими заботами и стремлениями, его не заботили. И именно в этом он крупно ошибался, впрочем, время покажет.
Многие из наёмников, приближаясь к деревушкам неприятеля, чихали и кашляли. Сопли только так текли ручейками из разнотипных носов. Они сморкались в траву, иногда на сапоги ничего не подозревающих соратников, которые шли почти вплотную друг к другу. У некоторых из-за слабого иммунитета к такому климату на лице и руках виднелись мелкие язвы, которые вызывали нестерпимый зуд, и самое глупое действие было расчёсывать их грязными ногтями. Некоторые из них умирали за долгий путь по землям Лериля, не дойдя до места назначения в муках. Их соратники всё это слышали и видели, и это уж точно не прибавляло им храбрости перед боем.
Но один из наёмников не унывал. Вельмолу нравился дождь, он чувствовал в нём нечто романтичное – одновременно грустное и успокаивающее. Он нравился ему больше, чем обычная и скучная, ничем непримечательная погода, в которой его настроение было ровным – ни радостным, ни печальным. Он желал воспитать в своих детях ту духовность, которую замечал в отце. Также ему желалось в буквальном смысле внушить в сознание детям такое понятие, как мораль, доблесть и честь. Природа женщины, и особенно его молодой жены Филити – и по сей день для него была таинственной, неразгаданной манящей тайной. Вельмол любил её и всегда стремился к ней.
Близился долгожданный бой. Почти как герои прославленных и минувших времён из старинных сказаний, словно бы в последний бой, вся орава воинов ринулась на маленькую деревушку, увиденную капитаном в подзорную трубу, окружённую частоколом, за которым было не более двадцати домов. Это вовсе был не военный объект, предназначенный для уничтожения, но приказ был отдан – и деваться было некуда.
«Не хватало только полноценного оркестра, чтобы всё это выглядело более нелепо». – так думал Вельмол, глядя на облачённых в кольчугу с бордовой бронёй солдат, вооружённых в основном мечом со щитом, неистово орущих перед боем.
Выломав проём в массивных воротах топорами, солдаты торопились попасть внутрь деревни и приступить к разгрому.
Наёмников же было в четыре раза меньше и облачены они были в кожаные куртки тёмного цвета. Меховые штаны, в которые они был одеты, служили лишь для утепления ног в таких неприятных для них условиях. Защиты никакой не выдавалось. Только у более-менее обеспеченных хватило денег купить перед набегом кольчугу, доспехи, шлем, а также щит, покрытый сталью, а не деревянный.
Наиболее разумные на голову из третьей пехоты наёмников, коих была горстка из сотни, в сердцах проклинали на всех языках капитана Отамира, за его приказ по уничтожению очередной маленькой деревушки под названием Холфрам. Чин капитана дали ему буквально месяц назад, и он толком не знал, как управлять войском. Ещё с детства пухленький, он смотрелся и сейчас неуместно на фоне грациозной, породистой лошади: но он пытался это компенсировать могучими и толстыми усами светло-рыжими цвета – и всё равно смотрелось всё это глупо.
Наёмники, те самые, что были наиболее разумны, уж точно не собирались бежать вперёд быстрее солдат, чтобы начать линчевание в назидание настоящим, могучим ветеранам Лериля.
Большее количество наёмников это: различные преступники и карманники, безработные, которых выискали, руководствуясь указом свыше; мол, работай в угольных шахтах, или воюй за правое дело. Но были и простые желающие подзаработать, а так же бездельники и те, кто просто хотел поучаствовать в набеге.
Горбриевские воины, после пятилетней передышки, в третий раз вели войну против Безымянных, которые на взгляд Ронэмила были безобидными иноземцами. Но им повелевала врождённая жестокость к противнику. Его другу Вельмолу было почти что безразлично на кровопролитие, хаос, и неразбериху в деревушке. Его не интересовало беспричинное вырезание мирных граждан. Он очень хотел, чтобы всё побыстрее закончилось, и ему удалось благополучно вернуться назад к своим родным. Для этого он, как и все остальные, вызвался добровольцем в наёмники вместе с Ронэмилом, и решил подзаработать, оттяпав из кармана императора неплохой мешочек с медяками вперемешку с серебряниками.
Вельмол слышал разные слухи о жителях Лериля: что они каннибалы и едят мясо с живого противника, оставляя лишь кости. Поговаривали, что их охотники целенаправленно выискивали в деревушках окраины Горбри детей и женщин, бывало даже, что они проникали скрытно в пригородные дома Горбри посреди ночи и воровали их, затем обезглавливали и насаждали каждую голову на колья. По рассказам в тавернах, бывала и худшая участь для мёртвого тела. И всё для того, чтобы противники, шедшие на них с войной, потеряли боевой дух при виде увиденного. Это, по слухам, приносило простому люду Лериля немалое удовольствие, некоторых даже подбадривало стать очередными добровольцами и встать на защиту многочисленных деревень. Но ничего такого Вельмол за весь путь не увидел, только отчаянно защищавшихся безобидных трудяг.
Ронэмил протыкал своим копьём насквозь Безымянных; он не чувствовал и доли сочувствия к этим вооружённым чем попало защитникам, если можно так назвать стариков и детей, возрастом не более шестнадцати лет без обмундирования. Вооружены же они были в основном обыденными предметами, такими как; серпами, кузнечными молотами, мотыгами, вилами, ножами и топорами – что уже было более опасно для солдат, облачённых в броню. И всё равно это было бессмысленно, одни только наёмники превосходили их численностью вдвое и были вооружены хорошо заточенными кинжалами, мечами и копьями из лучшей стали. Потери со стороны солдат Горбри конечно же шли, но их никак не сравнить с той резнёй, что творилась в Холфраме.
Проткнув насквозь копьём и поднимая вверх пожилого старика ввысь, Ронэмил счастливо улыбнулся своему другу, совсем смутив того. После этого изящно мотнув копьём, он скинул обмякшее тело в канаву. Он не чувствовал эмоций почти во всех делах, кроме битвы, был очень выборочен в общении, а порой и вовсе старался избегать его.