Их цель заключалась в обездвиживании жертвы и ослаблении её, но та никак не желала сдаваться и размахивала ножом в разные стороны, периодически попадая в охотников – зачастую просто в шерсть и не раня сильно.
В момент осознания, что он погибнет и будет загрызен до смерти, а затем и сожран, а его дети останутся почти сиротами без воспитания отца, его охватила непосильная ярость с чувством победоносности перед будущим.
Неистово заорав, он с силой развернулся на спине, выбил клык шипящему у его головы волку, который пытался добраться до его лица и, улучив момент, чернобородый с яростью рубанул ему в ухо кинжалом. Со следующим вышло не так удачно; Вельмол промазал в сосну и его клинок твёрдо в ней застрял, ибо намерения были убить чёрно-коричневого хищника, кто принялся кусать его за другую руку.
В каком-то хаосе, волочась из стороны в сторону, он и дальше продолжал бороться и избивать хищников; всё происходило очень быстро, он с трудом отбивался, защищая лицо. Спустя мгновения, с силой ударив очередного волка в пасть и заметил, что оставшиеся двое отступили сразу же, как только он чуть привстал и схватился за Кусаку.
Вельмол, покачиваясь, с трудом встал и сплюнул чужую кровь. Волки вымотали его, чтобы последние, самые поджарые, смогли с лёгкостью добить. Он еле держал в руках меч, тяжело хватал воздух, поднял взгляд на вожака, который медленно, гордо стал выходить к измученному чернобородому. Вожак с оскалом осмотрел свою израненную банду и глянул ему в лицо, злостно шипя.
Белый, крупный и мускулистый волк находился в нескольких шагах от Вельмола. В свете луны в глазах вожака он увидел что-то человеческое, даже мудрое, пока его морда двигалась из стороны в сторону, осматривая дохлых сородичей.
Вельмол чувствовал, что больше не выдержит, но всё равно из последних сил, усилием воли схватил двумя руками рукоять меча и широко расставил ноги, помахивая мечом: мол, давай, нападай.
Не зная, хватит ли у него сил дать достойный отпор, он стал дожидаться неминуемой стычки.
Старый волк взвыл как-то печально, долго посмотрел в глаза чернобородому и удалился, медленно уходя в кустарники. Он был последним из разбежавшейся стаи, и его дальнейший путь был невелик – завоевание авторитета у другой стаи в битве с другим вожаком, либо жизнь в одиночестве.
«Я в это просто не верю. Это или величайшая удача, в том, что бой не состоялся, или дар богов... Может, благословение Гапдумола? Где именно правда – я никогда не узнаю». – подумал он и с силой, яростно и протяжно выкрикнул на весь лес, чтобы снять эмоциональное перенапряжение.
Обессиленный Вельмол с горестью на самого себя и на то, что так легко оплошал, подошёл к коню и с трудом запихнул обратно тяжёлый окровавленный меч в ножны.
Он слепо в темени взял из походной сумки мазь для обеззараживания, дареную кудесником, и снял окровавленные и продырявленные доспехи; растёр маслянистое вещество по телу и перевязался как смог. Выпил напоследок воды, и почти сразу же завалился. Он заснул рядом с лошадью, укрываясь одним лишь одеялом на холодной земле, не дойдя до потухшего костра.
------------------------------------------------------------------
Чернобородый, оказавшись в ином месте, видел крах и упадок Горбри, но не мог ничего с этим сделать – являясь простым наблюдателем издалека. Вельмол пытался добежать ближе к городу и разобраться в чём же корень проблемы, но чем дальше он бежал, тем чаще встречались на пути трупы людей и животных. Птицы и собаки пожирали свежее мясо. Они на некоторое время воззрились на него, но не стали нападать всей кучей. Это не помешало ему и не устрашило его, слишком сильно желалось ему разузнать загадку, в чём именно состоит проблема – почему половина города охвачена огнём.
Даже с такого дальнего расстояния он слышал крики, стоны боли и звуки битвы в самом Горбри, но в попытках ускорить бег он замедлялся и под конец застыл вовсе на месте. Не в силах пошевелить даже рукой, он глядел на крах родного города с непередаваемой скорбью.
Начался кровавый обжигающий ливень. Вельмол подумал о детях, жене и о том, что в лучшем случае их дом взяли в осаду. О худшем он не желал думать, по крайней мере силился этого не делать. В мучительном бессилии и в абсолютном недопонимании он так вспотел, как будто бы окунулся в холодную воду.
Лишь на миг закрыв глаза, он с шоком осознал, что оказался в новом месте, которое, впрочем, принесло ему временное облегчение.
Он находился в огромном борделе, набитом полуголыми плясуньями и мужчинами, разодетыми по лёгкому, но разнообразно, со вкусом. На них были бронзовые браслеты и искусной выделки ткань, с трудом прикрывающая тела.
Вельмол сидел у стола, на котором был расположен кальян и напитки в красивом хрустале в форме животных. Всё, что ловил его взгляд, не было пошло – люди по договорённости уходили на верхние этажи и там продолжали дальнейшие развлечения.
Он не скрывал от себя, что ему понравился уровень данного помещения, что всё здесь было достойно и было на что посмотреть и что послушать. Везде, за каждым углом были маленькие интриги от людей, переговаривающихся шёпотом.
Первоначальная договорённость шла на роскошных диванах, девушки и мужчины – кто на чей вкус, разодетые полуголо, сами подсаживались к клиентам и максимально пытались сломить того или иного человека лишь с одной целью – уединиться.
В воздухе ощущался лёгкий, но утончённый запах духов, специально, чтобы клиенты как можно дольше задерживались в подобном месте – да и сам Вельмол как-то не желал уходить.
Первый этаж был лицом этого борделя, это место явно было старинное, хотя бы потому, что колонны, державшие волнистые своды потолка, нельзя было обхватить даже двумя руками, а старинные округлые символы, расписанные на них, были разнообразно-таинственными и сохранились до сих пор – за ними явно кто-то ухаживал.
Лик этого пригожего борделя на этом не закончился; в самом центре огромного сооружения был фонтан из игривого вина, где купались, плескались, ныряли и выныривали разного типа люди, даже клиенты.
Внезапно и даже до глухоты прозвучала музыка скрипки. На сцену вышли худые девицы, а за ними охрана, прикрепившая их за цепи к полу. Вельмол только не понимал, с какой целью.
Они начали танцевать причудливый танец, который не затянулся однообразием, а наоборот, сменялся как течение воды из изменчивого фонтана. Цепи позвякивали в такт их резким движениям, в которых была видна толика утончённости и некоего заточения, в котором находились плясуньи.
На сцену, по ещё более громкий звук скрипок, выполз, еле-еле волоча за собой неживую ногу, глава этого заведения.
Вельмола пробрала дрожь, ничего хуже он не видел в жизни. Он насмотрелся на калек войны разного вида, но это было что-то другое, неведомое ему ранее. Само непонимание разжигало в нём потаённый страх перед этим существом.
Глава в этом заведении держался достойно, как и толкал речь уверенным, но низким голосом. Его дефекты не заканчивались неработоспособной ногой; хоть он и пытался скрыть роскошной шубой многие изъяны своего тучного тела, Вельмол увидел достаточно, чтобы почувствовать всеобъемлющий дискомфорт.
Существо на сцене явно получало хорошую прибыль и могло хорошенько отъесться до последней степени жирности. Кисти рук были покрыты раскрасневшимися шрамами от крупных волдырей, самой же формой кисти были толсты, почти на каждом пальце был перстень, один краше другого. Благодаря вышедшему из облаков светилу чернобородый взглянул него более внимательно и увидел, что на этом-то всё только начинается и его пробрала остро ощутимая дрожь. Лик главы этого заведения был уж слишком омерзителен, тут он переплюнул даже Гапдумола, у которого глаза и череп были аномальны по сравнению с нормальным человеком.
У этого существа были глаза, но основную часть лба занимал самый большой и чрезвычайно багровый глаз, почти что чёрное внимательное око, где зрачка вовсе не было; другой же, более малый располагался рядом, но был меньше втрое – как у нормальных людей. С ртом, а точнее ртами тоже было не всё в порядке, их было два, один вверху, возле маленького остренького носа, другой ниже. Он умудрялся говорить одновременно двумя ртами, и никто как будто бы не обращал на все эти ужасы внимание.