Синица мягко спустилась и как обученное дитя село старику на правое плечо. Гапдумол подкормил её зёрнами, с сожалением понимая, что сейчас это последний ужин для неё.
Когда птица наелась, довольно заворковав, кудесник что-то шепнул ей и пташка, подлетев к нему, зависнув в воздухе, стала ждать неотвратимое. Гапдумол, сосредоточившись и вняв своей внутренней гармонии, с силой двумя руками хлопнул по ней, шокировав иноземца.
Послышался оглушающий хлопок, из ладоней старика будто бы высвободилась радужная энергия, передавшись ему. Звуки улицы и природы вовсе умолк – дальше Ивралий слышал только глухие слова старика, разноцветные глаза которого изливали мягкое свечение.
– Ах да, предупреждаю сразу – тебя это, возможно напугает, так как ты ещё ни разу не бывал там, куда мы отправимся. Возможно ты, Ивралий, будешь находиться в состоянии недопонимания и озадаченности – но перетерпи это достойно, ради своей дочери. – он схватился его за плечо по дружески, а тот просто закивал.
– Ради неё я готов принять все муки. – выдавил он, наполненным ненависти к тем, у кого она сейчас.
– Может быть даже тебя начнёт мутить, возможно появится желание побыстрее сбежать из этого места и подальше запрятаться... Но ты не беспокойся сильно, со мной тоже самое было в первый раз. Я буду рядом и силой буду отгонять от тебя эти пагубные эмоции. Вместе мы сделаем должное. По ту сторону ты увидишь... неприятное, но большую часть я уберу, но не всё. Именно в этом мире я с твоей помощью смогу опознать нужную тебе тактику. Я уже чувствую присутствие юной, родственной тебе души: её держат насильно. Мы углубимся в их мысли и найдём то, что нужно, стараясь одновременно не залезть туда, куда не стоит. Возможно мы наткнёмся на хранителей этого м-м-м ...места, и мне придётся отвлечь всё внимание на себя, а тебе же отступить в начало пути. Это запретное место для живых душ, и хранители, ясное дело, оберегают его. Мне очень жаль, но для того, чтобы войти в этот мир, мне потребуется твоя личная вещь, имеющая для тебя особенную ценность – то, что важно для тебя на этот момент. Я должен использовать её, чтобы ты тоже мог существовать в этом месте. Дай же мне её, и мы приступим.
Ивралию было сложно отдать ткань, предназначенную всего лишь для перевязки. Для других бы эта вещица ничего не значила, а для него была многим. Она навевала на него приятные и успокаивающие воспоминания о ранних годах с женой. Его любимая хорошо постаралась, даже переборщила, ради какой-то узорно вышитой ткани, на которой был обрисован детально бой двух враждующих держав. Она всем сердцем ненавидела жителей Горбри, это он твёрдо помнил. В то время он верил в то, что делает, ради чего сражается с противником. Но годы и увиденное, а также услышанное от Вельмола, изменили его, словно заново выплавленный кусок стали он сам для себя преобразился, и увидел себя прошлого с горечью во рту. Всё впустую – так он теперь думал.
Напоследок взглянув на узоры, людей, ландшафт, он закрыв глаза, и отдал ткань, всё также не смотря на то, что делает кудесник.
Сосредоточенный Гапдумол тем временем тихо напевал на неизвестном ему языке. Спустя мгновение сжёг платок, перемешал пепел с перьями, и рассыпал всё вокруг них. В том, что слышал иноземец, было что-то знакомое, но и расспрашивать, что тот делает и зачем, ему не хотелось из уважения перед трудом ради него.
Ивралий просто ждал и надеялся на мастерство старика, а тот в свою очередь сильно углубился в расширение мира для двоих, чтобы они оба смогли в нём относительно нормально существовать некоторое время. В деревни Холфрам, помнил иноземец, жил престарелый колдун, но он к нему в избу никогда не заходил, так как не нуждался ни в какой специфической помощи.
«Действительно многие о нём отзывались положительно, быть может из этого что-нибудь да выйдет». – промелькнуло у отчаявшегося Ивралия.
– Возьми мою руку, в другой держи вот этот камень и давай сделаем всё быстро и эффективно, так, как ты и любишь. – Гапдумол протянул руку Ивралию, который слегка побаивался углубляться в неизведанное. Но пришлось взяться за руку старую, морщинистую, слегка обожжённую и мясистую.
Он ничего не чувствовал первое время, но затем перед глазами стало темнеть всё сильнее и сильнее, а его тело начало слегка покалывать. Встревоженный новыми чувствами, рассудок иноземца всё же начал успокаиваться и течение мыслей стало плавным.
– Не забудь, нужно найти именно мою дочь и желательно бы ещё разузнать получше, что с ней стало, где она находится, в хорошем ли она самочувствии, и кто именно её сейчас держит у себя.
– Скажу по честному, ничего гарантировать не могу. Мы врываемся в другую сторону этого мира – это не понравится многим.
Ивралий почувствовал обволакивающий холод, будто сильный порыв ветра и не выдержал всепоглощающего озноба, свалился на землю; со стороны бы это смотрелось как смерть, но он был живее всех живых.
Когда он очнулся, его взору открылся темнейший мир. Не такой как обыденный как настоящий, и этот чёрный мир, окружающий его, совсем не казался неопасным. Они оказались на площади посреди руин падшего города.
Гапдумол быстро и уверенно шагал там, где не было земли, не было ничего, кроме других существ, пытающихся приблизиться к нему, но не в состоянии этого совершить. Он удерживал обе руки по бокам, и это не давало им настигнуть его. Но они нестерпимо желали вселиться в нормальную, живую душу, посмевшую вторгнуться в этот мир, обретя на время покой.
– Мне жутко холодно. – Ивралий пытался согреться, подняв воротник повыше, дыша в ладоши тёплым дыханием.
– Не тебе, а твоему телу в первом мире. Это нормально, главное побыстрее закончить с задуманным. Ничего с нами не будет, я же здесь и это главное. А вот если бы ты тут один оказался, – старик присвистнул, – Скорее всего, твою душу бы поглотили, и ты стал бы таким же, как и они.
В этом мрачном и незнакомом мире с Ивралием пытались заговорить; по левую и правую руку выстроилось в ряд множество обеспокоенных душ. Они умоляли остановиться и выслушать их, осуждали, кричали и покрывали их крайней степенью всяческой брани. Остальные существа с уставшими и запавшими глазами провожали путников недобрым взглядом, тревожа иноземца. Они все выглядели как грязные оборванцы, одежды их были потёртые, грязные. Там, где отсутствовала одежда, были видны кости и внутренности. Сам же Ивралий думал, что находится во сне, бреду, или слишком много выпил.
«Это что-то запредельное. Я вообще не понимаю, что происходит, но при этом мой спутник тут как настоящий, в отличие от всех остальных. Это что-то невозможное, нереальное». – задумывался Ивралий.
Старик же краем уха услышал его бормотание через гул толпы и спокойно ответил:
– Нет, это возможное настоящее. В первый раз я мыслил также, как и ты, но во второй же до меня начала доходить правда. Тогда я не сильно вглядывался в детали и понапрасну доверялся чувствам. – Гапдумол был спокойным, но слегка настороженным. Он часто оглядывался, шея его не знала покоя, как и глаза. Старик всматривался в каждого из этих сущностей, остерегаясь особо опасных из них.
– Что же с ними стало на самом деле? Почему они недовольны? Из-за чего похожи на мертвецов?
– Это – другая грань, здесь не всё извращено, не так, как... Ох, неважно. Не считай их за живых существ. Нам просто нужно пройти дальше, не обращай на них внимание.
Ивралий последний раз прошёлся взглядом по лицам этих людей, и его пробрало сомнение вперемешку с любопытством. Он, кажется, увидел своих родителей, давно погибших из-за набега.
Остановившись, он понял, что это действительно они. Но чем дольше он смотрел на них, тем сильнее подпитывал их энергией. Они, можно сказать, ожили – вместо стоящего положения начали слегка подергиваться и выгибаться в разные стороны. Начали смотреть своими впалыми, безжизненными глазами на него, что очень тому претило. Он не понимал: есть ли доля настоящего в них?