Он жалел только себя и пассивно ждал, когда к нему вернется зрение, и все свое растущее раздражение изливал на Мэри Клер и на медсестру. Да, терпеливостью он не отличался, это уж точно! И тем не менее Шери спокойно, не жалуясь, продолжала свою работу. До сегодняшнего дня. Да и то, вероятно, из-за Мэри Клер. И она имела все основания спустить на него собак.
Автокатастрофа перевернула всю его жизнь, заставила забыть главную цель переезда в Порт-Огасту — сломать барьер в отношениях с дочерью. Но вместо того чтобы сблизиться с ней, он отталкивал ее от себя все дальше и дальше. И если сейчас не изменит своего поведения, то так и останется навечно в тюрьме, которую сам для себя построил.
— Шери! Мэри Клер! — позвал Джонатан, выходя из ванной.
Ему показалось, что он услышал их голоса в коридоре.
Час, который прошел после ухода медсестры, он использовал для того, чтобы тщательно изучить комнату, измеряя шагами расстояние между дверью и кроватью и разными другими пространственными ориентирами. Теперь он знал расположение мебели. Конечно, он несколько раз ударялся о стулья и смахнул вещи со столика, но не сдался.
Теперь Джонатан чувствовал себя более уверенно в своей спальне. И, приняв душ, был доволен и горд своими успехами. Впервые с тех пор, как они прибыли домой, он ощутил себя прежним Джонатаном Тревисом. И все благодаря кому?..
Шери тихо постучала в дверь. Она чувствовала себя виноватой за свою резкость и хотела проверить, все ли в порядке у ее подопечного.
— Шери? Это вы? — спросил Джонатан, открывая дверь.
— Да, — ответила она, пораженная тем, что он сам впустил ее в комнату.
На какую-то долю секунды ей даже показалось, что он видит ее. Джонатан смотрел прямо на нее, и она почувствовала, как учащенно забилось сердце.
На нем был махровый халат. А волосы влажно блестели, свидетельствуя о том, что Джонатан только что принял душ.
— Который час? — Его вопрос прервал затянувшееся молчание.
— Половина девятого.
— Мэри Клер спит?
— Да, спит. Я хотела просто узнать… — начала Шери и смущенно замолчала.
— Не оправдывайтесь, не надо. Хорошо, что вы пришли. Входите. Нам надо поговорить.
Голос Джонатана был серьезен, и сердце Шери упало. Неужели он собирается ее уволить?
Джонатан отступил на шаг, затем повернулся. И Шери, пораженная, наблюдала за тем, как уверенно он подошел к креслу.
Она последовала за ним, вдыхая лимонный запах мыла и шампуня. Неожиданно ее пронзила мысль, что он только что принял душ и под халатом, вероятно, был совершенно голый.
Во рту у нее пересохло, и по телу прошла знакомая волна возбуждения. Как чудесно было бы прильнуть к его горячему обнаженному телу, оказаться в его объятиях!
Глубоко вздохнув, Шери попыталась выбросить из головы эротические образы и прийти в себя. Неужели после стольких лет она все еще любит его? После того как он столь низко обошелся с ней, а теперь не менее жестоко обходится с собственной дочерью?
— Я принял решение, — сказал Джонатан, переходя сразу к сути дела.
— Слушаю вас.
Шери старалась говорить спокойно, чтобы не выдать своего волнения. Но в душе считала, что участь ее решена и что сейчас она услышит, что лишилась работы.
— Я обдумал все, что вы сказали. Вы абсолютно правы. Мне пора перестать беспокоиться только о себе и подумать о дочери.
Шери расслышала нотки сожаления в его голосе.
— Я решил переехать в Порт-Огасту, чтобы начать с Мэри Клер новую жизнь. Я очень надеялся, что еще не все потеряно, что еще можно многое изменить…
Он замолчал. И Шери почувствовала, как ее сердце сжалось от этих слов.
— Никогда ничего не поздно. Я знаю, Мэри Клер напугана происшедшим. Но у детей потрясающая способность к адаптации. Им только необходимо знать, что они нужны и что их любят.
Джонатан задумался, а потом тихо произнес:
— Вы так говорите, будто сами испытали нечто подобное.
Сердце Шери ёкнуло.
— Что натолкнуло вас на эту мысль?
— Что-то в вашем голосе. У вас было нелегкое детство, да?
Шери услышала сострадание в его голосе и чуть было не ответила «да». Но стыд оттого, что ее воспитывал отец — дебошир и бездельник, которому было, в общем-то, наплевать на нее, навсегда поселился в ее душе.
— Мы сейчас говорим не о моем детстве, — сухо возразила она, надеясь, что Джонатан не будет настаивать на продолжении этой темы.