Она посмотрела мимо него в сторону дома, увидев теперь это аскетичное жилище другими глазами.
— Жить здесь, должно быть, тяжело. Наверное, здесь очень одиноко зимой?
— Нет, если есть работа.
— Чем вы еще занимаетесь, кроме разведения овец?
Камерон улыбнулся.
— Разведение овец требует много времени. Но кроме того, я предлагаю свои услуги в качестве егеря — проводника в охотничий сезон. По определенным дням могу еще работать в «Ардталлоне» — большом отеле там за горой, — это не трудно для человека, который знает здесь каждый клочок земли, особенно когда хорошо платят.
Последние слова были сказаны без раболепства: этим он занимался, чтобы иметь возможность содержать «Гер».
— Далеко ли «Ардталлон» от «Тримора»? — поинтересовалась Фиона и увидела, что упали первые капли дождя. — Я даже не знала, что поблизости есть большой отель.
— Он в двух милях отсюда через верещатник, если следовать полету ворона, но этим путем туда добраться нелегко. Дорога же идет вдоль озера и удлиняет путь до семи миль.
Она знала, что он, конечно, выбирает путь, «следующий полету ворона», напрямую ведущий к цели, что полностью соответствовало ее представлению об этом человеке с привлекательным смуглым лицом. Она чувствовала в нем скрытую силу.
— А какие люди приезжают в «Ардталлон»? — спросила Фиона. — Желающие отдохнуть?
— Охотники и их дамы в основном.
— Мой отец мог бы найти много общего с мужчинами, — заметила она.
Он коротко улыбнулся.
— Но я сомневаюсь, что вы найдете много общего с их дамами.
— Почему? — удивилась она. — Что это за женщины, если вы думаете, что они мне не понравятся?
— По большей части охотницы. — Его рот криво дернулся. — Из той породы, что стремятся заполучить мужчину с ружьем!
Фиона рассмеялась.
— Не могут же все быть такими, — запротестовала она. — А чем еще можно заняться в «Ардталлоне», кроме рыбалки и охоты?
— Полагаю, по вечерам там танцуют.
— Я рада это слышать, — отозвалась Фиона, поднимая ворот своего твидового пальто. — Я люблю танцевать, а мой отец опасается, что мне здесь будет скучно, но если «Ардталлон» всего в семи милях езды по дороге…
Она замолчала. Их столь разное отношение к «Ардталлону» еще раз напоминало ей о том, что их миры разнесены по разным полюсам.
— Вы промокнете, — заметил он, когда они уже больше не могли не обращать внимания на усиливающийся дождь. — Зайдите в дом переждать. Осенние дожди здесь недолги.
Почувствовав некоторую надежду в его заботе о ней, Фиона последовала за ним по грубым камням мощеного двора. Они вошли внутрь через черный вход, пройдя по плиточному полу сыроварни и через коридор, выскобленный до такой чистоты, что она невольно задумалась: кто же тут содержит все в таком порядке?
Камерон ввел ее в длинную пустую комнату с низким потолком, потемневшими от времени массивными балками и камином, в котором еще тлел огонь. С легким уколом в сердце Фиона с первого взгляда определила, что это аскетичное жилище холостяка, равнодушного к удобствам, и живо представила, как вечерами он сидит в этой голой комнате у камина, в компании лишь собак и ветра. Но вместе с тем заметила, что ее легко можно было бы сделать уютной.
Она подняла глаза и обнаружила, что он смотрит на единственный предмет, достойный в этой комнате особого внимания, — старинную прялку, стоявшую у камина. Отблески пламени играли на ее отполированных спицах.
— О! — непроизвольно воскликнула Фиона. — Какая очаровательная старинная прялка!
— Она принадлежала моей матери. Я перевез прялку сюда, хотя она никогда не находилась в… «Гере».
Фиона повернулась к огню, представив себе угол у окна в гостиной «Лоджа», где, возможно, эта прялка стояла долгие годы. Теперь он был пустым и словно ждал ее возвращения.
— Ваша мама пряла на ней? — отстраненно поинтересовалась Фиона. — Она, наверное, в теплую по-огоду сидела у открытого окна, вдыхая аромат трав, доносившийся с вересковой пустоши. Это неотъемлемая часть «Тримора».
— Мне не стоило трогать прялку с места, — смягчившимся голосом произнес Камерон. — Существует странная легенда, утверждающая, будто прялка и «Тримор» никогда не должны разлучаться, но я не слишком-то в это верю.
— И все же, — заметила Фиона, — вы чувствуете, что прялка принадлежит «Тримору».
— Благодаря моей матери.
— Она любила «Тримор»? — мягко спросила Фиона.
— Кто может его не любить? — Повернувшись, он посмотрел на нее, и его глаза снова стали жесткими. Потом резко сообщил: — Дождь кончился.