— А я проходила практику в средней школе. И могу со всей уверенностью заявить, что бывают такие кадры, которые с наскоку не расколешь! Отпираются до последнего и изворачиваются, как угри на сковородке.
— Может, это лишь мальчишки такие?
— А вот и нет! Девчонки пару раз такое откалывали, что хоть стой, хоть падай! Однажды даже чуть до полиции дело не дошло. Несколько наших учениц, лет эдак двенадцати, тишком обчистили камеры хранения в магазине. Ну, там оставляют вещи, чтобы не мотаться с большими сумками по лавкам. Так вот, обчистили, и никто ни слухом, ни духом, откуда у девочек новый телефон, внушительная сумма карманных денег и куча прочих побрякушек. Отоврались, засранки, когда их учитель начал вопросы задавать! А узнали о краже только с записей камер наблюдения! Это такие предметы, которые могут записывать то, что происходит, и потом показывать. Их там увидели, нашли, пришли в школу разбираться. Вызвали этих малолетних воришек и предложили им сразу покаяться. Так что ты думаешь? Они отпирались до тех пор, пока им под нос не ткнули этими самыми записями! И только тогда вылились на нас слезы в три ручья, поняли девки, что попались. А ты говоришь, всегда видно.
Ирра покровительственно усмехнулась.
— Не хотела бы я попасть в мир мир, где дети привычны врать и воровать, — тихо проговорила я. Моя собеседница ощутимо дернулась от резких слов.
— Мне, знаешь, тоже не по себе в мире, где за каждым поворотом ждешь разбойника, а под каждым кустом — по трупу, — ядовито ответствовала она. — Не хочу пешком тащиться месяц, когда я у себя могла бы его проехать на машине за пару–тройку дней. Не хочу жить в мире, где нет нормальной канализации и водоснабжения. В конце концов, где никому не нужных девочек отправляют к посторонней женщине, а та потом раздаст их каким–то левым мужикам, перед которыми они до конца дней своих будут обязаны по свистку раздвигать ноги!
Мне показалось, что вокруг ровной гладью стелется тишина. Что все–все слышали её слова, и теперь с презрением смотрят на меня, а главное — я до смерти обиделась за леди Ивонн. Та была для всех нас как родная мать и заботилась о своих воспитанницах, готовя им светлое будущее в браке. Еще ни одна девушка, выпускница пансиона, не забыла поблагодарить после свадьбы леди Ивонн за собственное семейное счастье. И я знаю, что сама по прибытии в Хевенхолд тут же отпишу в Багленд, поскольку понимаю, что за меня беспокоятся и молят всех Богов о моем благополучии.
Эхо слов Ирры ещё гулко звучало в моей голове, а она сама вырвалась вперед, отмеряя путь нервным, злым шагом. И, уловив краем глаза поворот головы Аарона, поняла — уж он–то слышал все. Это понимание заставило меня всю залиться краской, а одна слезинка таки предательски скользнула по щеке. Я стерла её быстрым движением ладони, воин заметил и это. Слава Богам, ничего не сказал, только презрительно скривил губы.
Да, наверняка он думает то же самое, человеку со стороны неведомо, насколько сильно леди Ивонн привязывается к своим воспитанницам. И остальным кажется, будто она сбывает юных леди с рук куда ни попадя, лишь бы избавиться от лишних ртов. Но ничего доказывать не собиралась, только поставила бы себя в глупое положение.
— А почему вдова больная–то? — это Ирра бодрым голосом интересовалась у нашего проводника. Что тот ответил, я не слышала, да и не хотела слышать. Я тратила себя на то, чтобы держать спину прямой, выражение лица — доброжелательным и ровным, а походку — легкой, которая и подобает юной леди.
— А она призраков видит, — с радостью откликнулся мальчишка. — Уж которое лето пошло, как она мужа схоронила, так с тех пор маленько и подвинулась! Разговаривает сама с собой, иногда на стол ложку лишнюю кладет, и в лишнюю тарелку еды насыпает. А иногда как уставится в пустое место, так и не сойдет по нескольку часов!
Я краем уха замечала болтающего взахлеб паренька. Зато Ирра явственно вздрогнула и неуверенно посмотрела на Аарона. Тот будто бы и не заметил, продолжая внимать местным сказкам.
— Цыц, охламон, — нашего чересчур словоохотливого мальчишку схватил за ухо древний, но бойкий старичок и привычно вывернул. Тот потянулся вслед, привстал на цыпочки, тут же заканючив:
— Ну деееед! Пусти! Я ж правду говорю, ей–ей, не вру!
— Людей только стращаешь, безобразник! — почтенный предок болтуна счел наказание исполненным и подтолкнул мелкого к толпе его товарищей. — А ну, кыш отсюдова!
— Ну воооот, опять, — мальчишка поныл, но от дедовой руки отскочил подальше расстояния подзатыльника.