Вторая бомба упала дальше, за рекой, в Парканах. И на месте пятнадцати домов образовалась гигантская воронка, моментально наполнившаяся водой. И люди стали мертвыми рыбами в мертвом озере" (с. 161).
Наивность, впрочем, проявляли не только рядовые приднестровцы, но и их лидеры. "Введя в город бронетехнику и устроив кровавую бойню, Мирча Снегур тотчас разразился посланием к главам государств и правительств:
Ваше Превосходительство,
ставлю Вас в известность, что 19 мая 1992 года в 18.00 по местному времени вооруженные силы России в лице дислоцированной на нашей территории 14-й армии: начали неприкрытую агрессию против Республики Молдова, против законных сил правопорядка:
В спешке, видимо, забыли переправить май на июнь. Значит, захват готовился еще больше месяца назад, сразу после того, как было достигнуто четырехстороннее мирное соглашение" (с. 156). "В Тирасполе поначалу решили, что в Кишиневе произошел государственный переворот, в результате которого Косташ, Анточ и Плугару (силовые министры. - А.Т.) захватили власть. Все-таки политиками приднестровцы были очень неопытными, а потому даже не могли представить, что можно вот так, за здорово живешь, выступить вопреки решению собственного парламента. Но, услышав заявления Снегура, поняли, что президент на месте и вполне поддерживает происходящее" (с. 160).
Наивность приднестровцев и фашистско-христианский садизм молдавских демократов были всего лишь порождением двух разных миров и разных сознаний: приднестровцы жили в условиях внезапно возродившегося народного самоуправления советского типа - при реальной советской власти (власти Советов трудовых коллективов, СТК), отменившей официальную Советскую власть, в условиях реального осуществления вполне социалистических по своему идейному происхождению гуманизма и интернационализма, а вот Молдавия уже жила по законам периферийного капитализма, по законам буржуазной демократии в стране "третьего мира", воспроизводя логику политического развития лимитрофов в 20-30-е гг., везде одинаково закончившуюся установлением фашистских или фашизоидных диктатур, даже если при этом сохранялись внешние атрибуты буржуазной демократии. Фашистское мышление - мышление грубое, примитивное, погромное, ксенофобско-грабительское - в начале 90-х еще ставило в тупик "слишком гуманных" "простых советских людей". И это давало фашистам фору: "Из радиоперехвата стал известен приказ министра национальной безопасности Анатола Плугару: "Даже если не удастся захватить город, ничего сепаратистам не оставлять". Ничего и не оставляли. Взрывали разграбленные заводы. Сожгли склад шелкового комбината, хлопкопрядильную фабрику, комбинат "Фанеродеталь", детский сад № 5. Расстреляли из минометов школу № 15. Неожиданно с огневых позиций Кицканского плацдарма открыли артиллерийскую пальбу по Парканам - шестеро убитых, десятки раненых. Бендеры кишели снайперами. Людей убивали на огородах, на отдаленных от мест сражений улицах, во дворах. Снайперы не давали тушить пожары и хоронить убитых.
Троих рабочих завода "Молдавкабель", которых везли в больницу, лично застрелил опоновец Василий Шефаль. Несколько десятков жителей села Гиска вывезли в неизвестном направлении. Не вернулись. На подконтрольной территории в районе улиц Комсомольская, Кавриаго и Победы опоновцы выселили людей из квартир на улицу. Исключительно "русскоязычных". Ворвавшись в квартиру пенсионера Абрамова, который ни за что не хотел открывать дверь, застрелили не только его, но и кошку. Кошка тоже оказалась "русскоязычной". В микрорайоне Борисовка задержали троих детей и стали допрашивать, за кого они: за Молдавию или за Приднестровье? Двое старших сообразили, с кем имеют дело, а самых маленький, десятилетний, сказал, что он за гвардейцев, потому что у него отец гвардеец. Расстреляли в упор. В переулке Лермонтова на глазах у матери разорвало двоих детей.
Опоновцы поймали пятнадцатилетнего пацана, подвозившего на мотоцикле гвардейца. Гвардейца расстреляли. Мальчишку избили, вырвали губу и распяли на столбе. Многих, кстати, распинали на столбах и деревьях. Только не гвоздями, как в Евангелии, а классически - веревкой и проволокой. И Бендеры порой напоминали захваченный римлянами Иерусалим" (с. 166, 167).
И стремительно прозревающий Бершин заключит: ":приходили на память слова Антонеску: "Меня не волнует, войдем ли мы в историю как варвары. Римская империя совершила целую серию варварских актов по отношению к современникам, и все же она была самым величественным политическим устройством:" Потомки римлян возрождали римские традиции" (с. 167).