М а т в е й. С хвермы! С хвермы!
Антоний кое-как, наспех ощупывает лицо Матвея. Старику пора было бы уже отойти и уступить место Ульяне и Марьяне, а он начинает жаловаться.
Ревматизм у меня, святой наставничек, паралич на него! И чем я только не натирался!
А н т о н и й (нетерпеливо). Блаженны страждущие и болящие, ибо помилованы будут.
М а т в е й. На вас, святой наставничек, вся надежда.
Х а р и т о н (ласково). Матвейка, опосля про хворобы, опосля!
М а т в е й (отмахнувшись от Харитона). Знаете, от натирания кожа чулком слазит, а кости все равно гудуть. Не приведи господь, как гудуть!
Единоверцы начинают шипеть на старика, но его уже невозможно остановить.
Помню, прошлым летом перед петровым днем встречаю Сынклету с Войлохов, может, знаете, она Захаровому брату кума и в Мотиёве замужем была за троюродным братом кривого Якова. Разговорились…
С а в о с ь. Пошел Матвейка лыко драть!
М а т в е й. Ага! Разговорились, а она и рассказывает, вроде свекор ее натирался, и чем бы вы думали? Гусиным гов…
А н т о н и й (зажимает Матвею рот рукой). Заткни фонтан свой (набожно), брат мой, дай отдохнуть и фонтану, сказано у апостола!
М а р ь я н а (отталкивая старика). Пусти, Матвей.
М а т в е й (зло). А что ты меня толкаешь, что ты меня туркаешь?
У л ь я н а. Отодвинься, отсунься, хватя. Дай другому!
Марьяна и Ульяна бросаются на шею Антонию и начинают христосоваться, да так истово, что тот не может освободиться от них.
М а р ь я н а (плачет). Одинокие мы как персточки…
У л ь я н а и М а р ь я н а (вместе). На тебя, любый, вся надежда!
А н т о н и й (торжественно). Блаженны алчущие и жаждущие, ибо они постятся.
С а в о с ь. Девчатки они у нас еще, потому и плаксивые не в меру.
Х а р и т о н (строго). Савось!
Входит Т э к л я.
Т э к л я. Мой-то опять глаза залил. Пока в кладовку загнала (показывает ключ), вот на минуточку и припозднилась.
Х а р и т о н. Собираетесь, как на общее собрание.
С а в о с ь (Антонию). Славная молодица, только мужик у нее шибко пить начал, так она, бедная, к нашему стаду и прибилась.
А н т о н и й. Надо сделать так, чтобы и он причастился к святой вере нашей!
Х а р и т о н (безнадежно). Пробовали!
С а в о с ь. А он на троих как причастится, так у него одни разговоры: держись правой стороны, и тебя никто никогда не зацепит. Шоферня, не при нас будь сказано, что и говорить.
А н т о н и й. Следующий!
Х а р и т о н. Все, ета самая…
А н т о н и й (удивленно). Как все? Я вас не понимаю! А где люди? Что же это за явка?
С а в о с ь. Все тут, не при нас будь сказано.
Х а р и т о н. Остальные, ета самая…
С а в о с ь (передразнивает). «Ета самая, ета самая». Отреклись остальные! И наша (кивает на Галю), видать, сбежала бы, если бы Прасковья перед каждым молебном прочуханки не давала.
П р а с к о в ь я. Папа, замолчи! Без тебя скажут.
А н т о н и й. Нет, почему же, говорите. Все говорите!
Х а р и т о н. Брат Кирила отрекся, сестра Вера отреклась, Мефодий Концевой к нечистикам перебежал…
С а в о с ь. Настя Зуева хвостом накрылась.
М а т в е й. Никита заикастый ни в дугу…
С а в о с ь. А возьми, не при нас будь сказано, Зоську Смык, Захара Дылу. Да мало ли еще кто дал деру.
А н т о н и й (угрожающе, неистово). Прокляну! Синедрионом судимы будут отступники! Знамения на их головы! В преисподней гореть будут, где вопль и скрежет зубовный. Смерти просить будут, а умереть не смогут!
Х а р и т о н. Давно, ета самая, пора.
С а в о с ь. А тебе так и скребет? Дождаться, бедный, не можешь?
А н т о н и й. Позор! Позор! И еще раз позор. Я удивлен. Я… Я… Не знаю, что и сказать. Секта фактически развалилась, а они рассуждают, они спокойненькие. Я полчаса в храме господнем, а хоть кто-нибудь из вас вспомнил о боге? Нет, никто из вас не вспомнил о боге! Потому что в мыслях ваших приусадебные участки, болезни, женихи, алкоголики, только не всевышний! Вас разъедает ржавчина индивидуализма, вы грызетесь между собой, аки псы. Вы потеряли перспективу!
М а т в е й (Харитону). Что потеряли?
Х а р и т о н. Перспективу.