Х а р и т о н (взрывается от негодования). Сам ты, ета самая, оглобля неотесанная! Какого коненка? Не понимаешь, тупица, божьего слова, так сиди, ета самая, камнем и не вякай!
С а в о с ь (решительно). Тихо вы, дайте слово сказать! Я, это, не при нас будь сказано, хотел спросить, ежели не грех, конечно. (Антонию.) Кто же сами будете и из каких мест?
Х а р и т о н. Вопрос не по существу. Проголосовали уже.
С а в о с ь (настойчиво). А чего это не по существу?
Х а р и т о н (шепотом). Биографию тебе сейчас будем рассказывать?
С а в о с ь. А почему бы и не рассказать?
П р а с к о в ь я. Папа!
А г а ф ь я. Побойся бога, Савось!
Х а р и т о н. Дед, заткнись!
С а в о с ь. А чего ты на меня ощерился, как черт на крест? Мало сейчас разных проходимцев нашим братом верховодят? Где-то человек родился, где-то жил?
А н т о н и й (оскорблен в лучших моих чувствах).
С а в о с ь (неожиданно). Сидел, не при нас будь сказано, али как?
П р а с к о в ь я. Боже мой, боже, батька!
Х а р и т о н. Савось, ета самая, выйди из хаты!
С а в о с ь. А пускай пророк скажет, кто он и что?
А н т о н и й (величественно, с достоинством). Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний!
С а в о с ь (удовлетворенно). Видал? (Харитону.) А ты на меня вытаращился…
А н т о н и й (продолжает). Я есмь корень и потомок Давидов. И не вы избрали меня, а я вас выбрал.
У л ь я н а (восторженно). Потомков корень!
П р а с к о в ь я (радостно). Сам выбрал нас!
М а р ь я н а. Давыдова омега!
Х а р и т о н (Савосю). Слышал теперь, ета самая?
С а в о с ь. Ну если, не при нас будь сказано, омега от Давыдова корня, тогда известное дело, что нет и разговора. Я — «за».
А н т о н и й. В тот самый момент, когда я брал перед господом обязательство вывести вашу общину из прорыва, господь бог сообщил мне: «Се гряду скоро, и месть моя со мной, воздам каждому по делам его…»
Х а р и т о н. Грядет судный день! Конец света намечается и великая битва между богом и сатаной!
А н т о н и й. И будут великие знамения на солнце, и луне, и звездах, и море грохотать будет, и разверзнется земля, и выйдут воды из берегов, газы вонючие окутают и твердь и хлябь! И мор найдет на скотину, и воды рек превратятся в кровь, и град будет падать по бульбине, и огонь между градом! И напустит бог на людей жаб, лягушек, саранчу, собачьих мух, и будут они не обычные, а с воробья каждая.
Х а р и т о н. И точное время, ета самая, уже определено!
А н т о н и й. Продавайте скотину вашу: свиней, коз, коров, птицу домашнюю, одежду верхнюю и бельишко, хлам домашний и посуду, деньги возьмите, у кого на книжке и у кого в чулке, и приходите после заката солнца сюда, в храм наш, ибо спасутся только праведники-бессребреники, что соберутся в ковчеге.
Сектантами овладевает ужас.
Г о л о с а. Божечка праведный!
— Святая богородица!
— А как же жить?!
У л ь я н а. А есть же что-то надо!
А н т о н и й. Еда не приближает нас к богу: ибо едим ли мы, так ничего не приобретаем, не едим ли, так ничего не теряем.
Входит А н д р е й. Это приводит в себя верующих, и они поднимают страшный шум.
Г о л о с а. Ирод! Нечестивец!
— Выйди!
— Изыди! Изыди!
— В шею его, бабочки, в шею!
Харитон хватает Андрея за воротник и замахивается, но Галя кусает его за руку.
Х а р и т о н (замахивается на Галю). Ты что, ета самая, гадюка, зубы распускаешь?!
С а в о с ь (подбегает к Харитону). Ты на кого руку подымаешь? На кого замахиваешься?
А г а ф ь я (кричит). Люди! Убивают! Милиция!
Прасковья платком закрывает Агафье рот.
А н д р е й (Антонию). Исповеди! Хочу исповеди! Исповеди хочу!
Х а р и т о н (подскакивает к Андрею). Прикончу, ета самая, гада!
Г а л я (в ужасе). Мама! Они убьют его! (Бросается к Андрею.)
Антоний подает знак Харитону отойти и начинает ощупывать лицо Андрея. Сектанты удивленно умолкают.