А н т о н и й. Вошедшего ко мне не изгоню, сказал господь. А я ученик господень…
Х а р и т о н. Это же, ета самая, тот самый…
М а р ь я н а. Что замыкал нас!
У л ь я н а. Полдня кина показывал!
А н д р е й (умоляюще). Святой исповеди! Исповеди святой! Хочу исповеди! Исповеди хочу!
Х а р и т о н. Спектакли он устраивает, гад!
Г о л о с а. В шею его!
— Гоните!
— Бейте его, бабочки!
А н т о н и й (стукнув кулаком о стол). Тихо! Тихо, вы! Ша!
Х а р и т о н. Молчать! Кому сказано?!
А н т о н и й (очень сдержанно). Видимо, господу угодно было изменить стезю грешника. Пусть же простятся ему грехи тяжкие и нетяжкие! И вы забудьте грехи его для благости его. Ибо сказано в писании: блажен, кому отпущены беззакония и чьи грехи покрыты.
Андрей целует руку Антонию, кланяется ему в ноги, затем отползает на коленях к сектантам и хочет устроиться около Гали. Но Прасковья сажает его рядом с собой.
С а в о с ь (Андрею). Ты что, малец, на самом деле рехнулся или, не при нас будь сказано, дураком прикидываешься?
Андрей берет старика за уши, притягивает к себе и целует в макушку.
Ей же богу, чокнулся!
С шумом открывается дверь, и на пороге появляется Ш а т у н. Тэкля прячется за спину Харитона.
Сектанты поднимают шум.
Х а р и т о н (демонстративно опускается перед Антонием на колени, трагически). О господи, ты, ета самая, видишь, как можно работать в таких условиях?
Ш а т у н (поднимает Харитона за воротник). Отпусти бабу домой, крыса рыжая, пока я трезвый! Если подохнет хоть один подсвинок, я с тебя…
Антоний начинает ощупывать лицо Шатуна.
(Растерянно.) Чего это он?..
А н т о н и й. Что привело тебя, грешного, в скинию собрания нашего?
Ш а т у н (вынимает четвертинку). Причастимся, братия.
Х а р и т о н. Набрался, залил глаза.
А н т о н и й. Не будем упрекать выпившего, ибо сказано в писании: дайте вина обиженному, пусть он выпьет и забудет бедность свою, и беду свою, и не вспомнит о горе своем.
Ш а т у н (обнимает Антония). Правильно! Правильно, дорогой ты мой товарищ! (Харитону.) Сразу видно, человек с головой, жизнь понимает. А другому думается, что на сегодняшний день напиться легко. (Садится в кресло Антония.) А ты попробуй напейся, если на сегодняшний день не то что с белой головкой, а паршивого вина до одиннадцати нуль-нуль с огнем не найдешь. (Сердится на Харитона.) Я у тебя, у другого, спрашиваю? Почему выпить в кредит не оформляют, спрашивается на сегодняшний день? И вообще… в данной обстановке?..
С а в о с ь (усаживает Шатуна рядом с собой). Тихо, Шатунька, тихо! Мало что другой, не при нас будь сказано, ляпнет не подумавши?
Х а р и т о н (Антонию, по секрету). Что же ты, ета самая, Антонька, делаешь? Они же нам всю обедню испоганят?
А н т о н и й. Не паникуй! Сейчас они у меня вылетят отсюда, как подсмаленные. (Шепчет Харитону на ухо, а затем торжественно обращается к сектантам.) Причастимся к христианскому обряду святого таинства омовения ног.
Ш а т у н. Омовение?
А н д р е й (ползет к Антонию). Омовенья! Хочу омовенья! Омовенья хочу! Разреши, ясновидец, приобщиться!
А н т о н и й. Приобщайся, брат мой.
Ш а т у н. Что мне в вашей вере нравится, так это обмывание-полоскание. Кирзовые сапоги летом — не дай бог. Держись, Тэкля, правой стороны, и тебя никто никогда не зацепит.
П р а с к о в ь я. Божечка мой, он тоже разувается!
Т э к л я. А тебе жалко?! (Помогает Шатуну снять сапог.)
М а т в е й (Шатуну). Выйди из храма, греховодник! Это тебе не баня, а святое место!
Х а р и т о н. Хватит галдеть, несите шайки!
Женщины вносят шайки, корыта, тазики, наливают в них воду. Мужчины расставляют лавки.
С а в о с ь. А я слышал, вроде бы омовение запрещено?
А н т о н и й. А мы по-новому омоемся.
У л ь я н а (несмело). По-новому?
М а р ь я н а. И по-старому неплохо было.
А н т о н и й. По-американски омоемся!
А г а ф ь я (испуганно). Ай-ё!
П р а с к о в ь я. Как? Почему по-мерикански?
М а т в е й. Мы же, слава богу, не мериканцы!
А н т о н и й. В соответствии с реформацией.